Пламя многочисленных свечей отбрасывало причудливые тени на стены и потолок залы. Было душно, запах воска смешивался с приторными ароматами духов и пудры. Кавалеры мужественно терпели неудобства, дамы яростно обмахивались веерами.

На небольшом возвышении в роскошном, обитом парчой кресле восседала хрупкая красавица. По ее гордой осанке, по тому, с каким почтением обращались к ней окружающие, даже не слишком наблюдательный человек сделал бы вывод, что именно эта леди – центр этой маленькой вселенной.

Занятно было наблюдать за ее мимикой. Вот она учтивым кивком поприветствовала какого-то важного пожилого господина, из-под завитого парика которого струился пот. Вот снисходительно улыбнулась присевшей перед ней в глубоком реверансе молоденькой хорошенькой девушке. Капризно надула губки, выслушав то, что шептал, почтительно склонившись к ее уху, важный дворецкий... Встревоженно нахмурилась, взглядом выискивая кого-то в пестрой и нарядной толпе гостей... И засияла, завидев стремительно приближающегося к ее «трону» высокого статного молодого мужчину.

Ему была протянута рука, которую он, припав на одно колено, поцеловал. Гул голосов затих, глаза всех присутствующих устремились на эту пару. Однако ни леди, ни ее фаворит не обратили на это ни малейшего внимания. Они были полностью поглощены друг другом, их нежные взгляды говорили красноречивее всяких слов.

Постепенно гости снова вернулись к приятному времяпрепровождению, голоса стали громче, заиграл струнный квартет, и никто не услышал, как стоявшая за креслом владетельной леди дама с приятными, но немного резкими чертами лица сломала свой веер.

Впрочем, нет, та самая молоденькая хорошенькая девушка, которую хозяйка бала удостоила снисходительной улыбкой, услышала треск и вздрогнула. И уже не спускала глаз с дамы со сломанным веером. А та, с приклеенной к губам неестественной улыбкой переместилась к высокому резному столику, на котором стояли на серебряном подносе два бокала с вином, и быстрым движением сдвинула камень на своем массивном перстне. Никто, кроме девушки, не видел, как несколько белых крупинок упали в ярко-красную рубиновую жидкость, чтобы тут же раствориться в ней.

Широко раскрытыми от ужаса глазами девушка наблюдала, как дама жестом подозвала дворецкого и тот, согнувшись в полупоклоне, направился с подносом к влюбленной паре.

Шаг, еще шаг, еще...

– А-а-ах!

Этот полувскрик-полувздох, исполненный досады и презрения, было последнее, что услышала девушка.

Гости взирали на безнадежно испорченное атласное платье высокочтимой леди, на забрызганные рубиновыми каплями белые чулки ее фаворита и, перешептываясь, злословили о потерявшей сознание дебютантке бала, которая, чтобы обратить на себя внимание высочайшей особы, не придумала ничего оригинальнее, как вырвать поднос из рук дворецкого.

– Отснято! – крикнул режиссер. – На сегодня все.

Пожалуй, это самое приятное, что я услышала за весь день, подумала Кристабел Уэверли. Ее рука машинально потянулась к парику с замысловатой укладкой.

Костюм Кристабел в сегодняшнем эпизоде был не самым удобным. Туго затянутый корсет на косточках делал талию осиной и высоко приподнимал грудь в глубоком вырезе, но мешал дышать.

Прибавьте к этому нестерпимый жар софитов, духоту в павильоне, раздутое самомнение и эгоизм исполнителя главной мужской роли, чертовски требовательного режиссера – и вы реально почувствуете смысл аксиомы «искусство требует жертв».

– Можно тебя на одно слово, дорогая?

В устах Эндрю Пейтона такое обращение не сулило ничего приятного, и у Кристабел внутри все сжалось. Она медленно обернулась к пожилому режиссеру, чей талант стал уже легендой, но это совсем не мешало ему частенько выражаться в духе уличных гаврошей.

– Сегодня у меня обед. В семь. – Он пронзил Кристабел тяжелым взглядом своих темных глаз. – Ты должна там быть. – Эндрю оглядел остальных актеров. – К вам это тоже относится.

Нет, это уже слишком! – чуть не застонала Кристабел. После тяжелого съемочного дня она собиралась принять душ, переодеться и провести вечер дома, на вилле в Санта-Монике, ставшей ее временным пристанищем на период съемок. Ей хотелось расслабиться в одиночестве и подучить завтрашнюю роль.

– Можно узнать, зачем мы понадобились? – дерзко поинтересовался ведущий актер Эдвин Мэскот.

– Для денег. Фильму нужны деньги. Они как раз есть у моего сегодняшнего гостя, – доходчиво объяснил режиссер. – Он пожелал встретиться с актерами нашей съемочной группы, так что надеюсь с вашей помощью раскрутить его на щедрые денежные вливания.

– Сегодня вечером? – переспросила Кристабел, и режиссер снова пронзил ее стальным взглядом.

– У тебя какие-то проблемы?

Если бы они и были, говорить о них сейчас абсолютно бесполезно, поэтому Кристабел выразительно пожала плечами.

– Да нет.

Эндрю орлиным взором оглядел всех присутствующих.

– Кто-то еще хочет возразить?

– Надо было предупредить заранее, – проворчал Эдвин Мэскот.

– Исключено, гость прилетел лишь вчера вечером.

– Хорошо-хорошо, я все понял.

– Весьма польщен. Итак, всем все ясно?

Через четверть часа, переодевшись и приведя себя в порядок, Кристабел пересекла стоянку и села за руль арендованного автомобиля. На ней были простые шорты и топ, а длинные черные волосы из-за нестерпимого полуденного зноя небрежно стянуты в узел на затылке. Кристабел завела мотор, сразу же включила кондиционер, и уже через несколько минут ее машина, выехав с территории киностудии, неслась по главной магистрали в направлении Санта-Моники.

Как здесь спокойно и умиротворенно, в который раз восхитилась Кристабел, въезжая на охраняемую территорию квартала. Дальше дорога петляла между двухэтажными виллами, чьи фасады выходили прямо на океан.

Улицы были вымощены голубыми плитами с белыми бордюрами, перед домами располагались небольшие уютные полисаднички, с посыпанными галькой дорожками и с буйно цветущей декоративной растительностью, Кристабел притормозила у одной из вилл. Она не стала ставить машину в гараж – зачем, если скоро придется ехать на званый обед.

В доме все дышало прохладой. Изысканная обстановка состояла из полированной мебели и кожаных диванов и кресел. Кухня представляла собой рай для гурмана – столько в ней было различного кухонного оборудования и всевозможной посуды. В дальнем углу просторного холла широкая витая лестница вела на опоясывающую галерею второго этажа, куда выходили двери трех спален с отдельными ванными.

Из гостиной и столовой стеклянная дверь вела во внутренний дворик, в центре которого находился небольшой бассейн. По его периметру были расставлены горшки с красивыми цветами, шезлонги и несколько столиков.