Около года тому назад старинный мой приятель Жюль Симон, автор «Долга», явился ко мне и попросил написать роман для «Журнала для всех». Я рассказал ему сюжет, который еще обдумывал. Сюжет ему подходил. Мы тут же заключили договор.

Действие развертывалось между 1791-1793 годами, завязка намечалась в Варение, вечером того дня, когда был взят под стражу король.

Хотя «Журнал для всех» очень спешил, я попросил Жюля Симона о небольшой отсрочке, так как мог приступить к роману только через две недели.

Мне хотелось поехать в Варенн: город был мне совсем незнаком.

Для меня невозможно создать роман или драму, не побывав в описываемой там местности.

Прежде чем написать «Христину», я посетил Фонтенбло; чтобы написать «Генриха Третьего», побывал в Блуа; чтобы создать «Мушкетеров», съездил в Булонь и в Бетюн; чтобы написать «Монте-Кристо», посетил Каталаны и замок Иф; для создания «Исаака Лакедема» поехал в Рим и, разумеется, потерял гораздо больше времени, изучая на расстоянии Иерусалим и Коринф, чем если бы побывал там.

Все это сообщает особую правдивость моим сочинениям, и созданные моим воображением герои так неразрывны с местностью, где я их поселил, что иные читатели начинают верить, будто они действительно существовали. Даже встречаются люди, которые были лично с ними знакомы.

Так вот, я кое-что скажу вам по секрету, любезные читатели, только никому не передавайте моих слов! Я вовсе не хочу причинять ущерба почтенным отцам семейств, которые зарабатывают, выступая в роли чичероне, но, поверьте мне, если вы поедете в Марсель, вам непременно покажут дом Морреля на улице Кур, дом Мерседес в Каталанах, а в замке Иф — камеры, где томились Дантес и Фариа.

Когда я ставил «Монте-Кристо» в Историческом театре, я написал в Марсель, чтобы мне сделали и прислали изображение замка Иф. Этот рисунок предназначался для декоратора. Художник, к которому я обратился, исполнил мою просьбу. Однако он перестарался и превзошел мои ожидания; подпись под рисунком гласила: «Замок Иф, место, откуда был сброшен Дантес».

Впоследствии я узнал, что один славный чичероне, показывавший посетителям замок Иф, продавал им перья из рыбьих хрящей, вырезанные самолично аббатом Фариа. Но ведь Дантес и аббат Фариа существовали только в моем воображении; разумеется, Дантеса не сбрасывали с высоких стен замка Иф, и аббат Фариа не вырезывал перьев.

Вот что значит для писателя посещать ту или иную местность!

Итак, я задумал побывать в Варение, прежде чем приступить к роману, действие первой главы которого происходит в этом городе.

Вдобавок меня беспокоил Варенн и с исторической точки зрения: чем больше я читал исторических трудов о нем, тем загадочнее становились для меня обстоятельства, связанные с арестом короля: мне не удавалось их объяснить, исходя из топографии города.

Тогда я предложил своему молодому другу Полю Бокажу поехать вместе со мной в Варенн. Я был заранее уверен, что он согласится. Стоит предложить подобное путешествие человеку с богатым воображением и чарующим умом, как он тут же вскочит со стула и мигом очутится на вокзале.

Мы сели в поезд и отправились в Шалон.

В Шалоне мы сторговались с человеком, сдававшим внаймы экипажи: за десять франков в день он предоставил нам лошадь с двуколкой. Наша поездка длилась ровно одну неделю: три дня мы ехали из Шалона в Варенн, три дня — обратно и один день потратили на розыски материалов.

С вполне понятным чувством удовлетворения я пришел к выводу, что еще ни один историк не считался по-настоящему с историей, но особенно я порадовался, убедившись, что г-н Тьер считался с историей меньше всех остальных ученых.

Я и раньше подозревал, что дело обстоит именно так, но еще не был в этом уверен.

Только Виктор Гюго в своей книге, озаглавленной «Рейн», проявил незаурядную точность. Да, но ведь Виктор Гюго — поэт, а не историк.

Какими замечательными историками стали бы поэты, пожелай они сделаться учеными!

Однажды Ламартин спросил меня, чем я объясняю огромный успех его «Истории жирондистов».

— Я объясняю его тем, что вы оказались настоящим писателем-романистом, — отвечал я.

Он погрузился в раздумье и под конец будто бы согласился со мной.

Итак, я провел целый день в Варенне и посетил все места, имевшие отношение к роману, который решил озаглавить «Рене из Аргонна».

Потом я возвратился в Париж. Мой сын в это время находился за городом, в Сент-Ассизе, близ Мелёна; там для меня была приготовлена комната, и я решил там писать свой роман.

Я еще не встречал двух людей, со столь противоположными и в то же время столь сочетающимися характерами, как я и Александр. Конечно, мы проводим немало счастливых часов друг без друга, но мне думается, что самые лучшие часы мы проводим с ним вместе.

Между тем уже четвертый день я сидел за письменным столом, пытаясь приступить к «Рене из Аргонна», но стоило мне взяться за перо, как оно выпадало у меня из рук.

Дело не спорилось.

Чтобы утешить себя, я принялся рассказывать сыну всякие истории. Случайно я вспомнил историю, которую мне в свое время поведал Нодье.

Там шла речь о четырех молодых людях, причастных к Соратникам Иегу и казненных в Буркан-Бресе при самых драматических обстоятельствах.

Одному из них, которому оказалось труднее всех умереть, вернее, которого стоило наибольших трудов умертвить, было всего девятнадцать с половиной лет.

Александр с большим вниманием выслушал мой рассказ.

Когда я кончил, он сказал:

— Знаешь, как я поступил бы на твоем месте?

— Как?

— Я бросил бы «Рене из Аргонна», который никак не клеится, и вместо него написал бы роман «Соратники Иегу».

— Но подумать только, ведь «Рене» уже больше года у меня в голове и почти закончен.

— Ты никогда его не завершишь, раз до сих пор не кончил.

— Может быть, ты и прав, но мне придется затратить добрых полгода, чтобы новый замысел созрел до такой степени.

— Обещаю, что через три дня ты напишешь полтома.

— Значит, ты готов мне помочь?

— Да, я дам тебе двух персонажей.

— И это все?..

— Ты многого хочешь! Дальше действуй уж как знаешь: я занят своим «Денежным вопросом».

— Ну так что же это за персонажи?

— Английский джентльмен и французский офицер.

— Посмотрим сначала англичанина.

— Идет!