Если бы кто-нибудь сказал ему, что он закончит тем, что окажется по ту сторону закона, Сэм Бримстоун ответил бы, что подобное заявление может сделать лишь человек, мыслительные способности которого сильно пострадали от огнестрельного ранения в голову.

И тем не менее вот он — стоит и смотрит на упитанного, лысеющего судью, важно восседающего на своем стуле.

— Сэмюэл Оуэн Бримстоун, вы обвиняетесь в оскорблении действием. У вас есть возражения по иску?

Интересный вопрос. Когда-то Сэм был детективом, награжденным знаками отличия, и работал в полиции большого города, защищая закон и порядок, а теперь, в Чэрити-Сити, закон держит его под прицелом. Вот что получается, когда вмешиваешься не в свое дело! Сейчас он гнал бы по шоссе, если бы не врезал типу, который приставал к официантке в баре.

Сэм знал, что напрашивается на драку, и тот тип предоставил ему повод и возможность.

— Мистер Бримстоун, суд не может ждать целый день, пока вы соблаговолите ответить. Вы затеяли прошлой ночью ссору в баре «Одинокая звезда»? Да или нет?

— Зависит от того, что вы называете ссорой.

— Могу я считать, что это «да»?

— Что — «да»? — спросил Сэм.

— Что вы нанесли первый удар.

— Можете.

— Могу — что? — осведомился судья с нескрываемым раздражением.

Сэм ехидно улыбнулся.

— Я нанес первый удар, ваша честь.

— Вы можете сказать что-нибудь в свою защиту?

— Он сам нарывался.

— Что-нибудь еще?

— Нет.

— Следовательно, вы признаете себя виновным?

Сэм признавал себя виновным не только в оскорблении действием. Ему пришлось уйти из полиции Лос-Анджелеса, так как из-за него погибла женщина. Его дело не расследовали, решив, что он не виноват, но совесть — не закон, поэтому он примет на себя ответственность и за то, что ударил парня, который заслуживал того. К тому же прежде он не совершал правонарушений, так что, вероятно, удастся отделаться предупреждением и лекцией о необходимости сдерживать бурное проявление эмоций, грозящее перерасти в рукоприкладство. Потом он продолжит свой путь.

— Да. — Заметив, как грозно нахмурился судья, Сэм решил больше не раздражать его. — Я признаю себя виновным, ваша честь.

— Прекрасно, сынок. Я приговариваю тебя к тридцати дням общественных работ.

— К тридцати дням! — Что, черт подери, происходит? Он уже провел ночь в тюрьме. — Мне кажется, приговор чрезмерный, — с негодованием заявил Сэм, демонстрируя судье, что подавить вспышку гнева для него действительно проблема. — Я здесь проездом. В любом другом месте обвинение было бы снято, учитывая время, уже проведенное мной в тюрьме.

— Но это не любое другое место. Это Чэрити-Сити. — Судья устремил на него непреклонный взгляд. — Вы спешите куда-нибудь?

— Нет, сэр. Я временно не работаю.

— Есть ли у вас финансовые трудности, препятствующие проживанию в городе? Если таковые имеются, округ будет счастлив предоставить вам бесплатное жилье, — с намеком сказал судья.

— Благодарю, но я уже вкусил тюремное гостеприимство. Мои финансовые возможности позволяют мне снять комнату.

Он вполне обеспечен, благодаря работе в полиции и частным расследованиям. К тому же его сукин сын отец — адвокат — оставил приличное наследство, хотя Сэму не нужно ни цента из чертовых денег доброго старого папочки, всю жизнь уклонявшегося от родительских обязанностей. Но судье незачем знать об этом.

— Вот и хорошо, сынок. Суд полагает, что тридцать дней — справедливое и соразмерное наказание за совершенное правонарушение.

— Я видел вооруженных грабителей, которые получали меньше тридцати дней, — негодующе возразил Сэм.

— Продолжайте возражать, обвиняемый, и я увеличу срок до сорока пяти дней! — Сэм открыл рот, и судья угрожающе прищурился. — Ваши тридцать дней будут выставлены на аукцион, который мы называем «Мужчины на продажу». Выручка поступает в городской фонд, занимающийся благотворительностью.

— Позвольте мне уточнить, ваша честь, — сказал Сэм. — Меня продадут на тридцать дней?

— Что-то вроде того.

— Когда я в последний раз заглядывал в Конституцию, продажа и покупка людей считались противозаконными.

— И до сих пор считаются. Это работа для блага общества.

— Чем мне придется заниматься?

— Относящаяся к делу информация появится на городском сайте, и любой желающий воспользоваться вашими навыками заплатит за них.

— Что, если у меня нет навыков?

Судья посмотрел на лежавшие перед ним бумаги.

— Здесь говорится, что вы служили в полиции Лос-Анджелеса. Детектив в отставке. С работой справлялись?

Сэм пожал плечами.

— Не слишком долго занимался этим делом, чтобы узнать, хорош ли я.

— Умничать ты хорош, — сухо заметил судья. — Ну-ка, выкладывай правду.

— Я засадил за решетку несколько плохих парней, — коротко ответил Сэм.

— Кое-кому требуется хороший детектив.

— Значит, это подстроено, — сказал Сэм. Старый хитрый судья выяснил его подноготную, прежде чем вынести приговор.

— Нет. Ты нарушил закон. Это последствия.

— Тяжелые последствия, учитывая обстоятельства.

— Похоже, тебе не следовало отказываться от права на адвоката. И молчание также не повредило бы.

К сожалению, это не первый случай, когда ему следовало держать рот на замке.

— Я хочу изменить признание.

— Невозможно. Оно уже занесено в протокол. Сэм кипел от возмущения.

— Это жульничество, и мы оба знаем это!

— Ты называешь это жульничеством, а я — справедливостью. Так как судейскую мантию ношу я, распоряжаюсь здесь тоже я. — Судья устремил на него свирепый взгляд. — И прежде чем ты снова откроешь рот, предупреждаю: еще одна вспышка — и ты получишь шестьдесят дней.

Сэм стиснул зубы.

Какая ирония! Ведь он не собирался задерживаться в этом городе. Его внимание привлек дорожный щит на шоссе, который гласил: «Чэрити-Сити — город, который милосердием и благотворительностью оправдывает свое название»[1]. Затем он вспомнил, что его приятель Хейден Блэкторн открыл в Чэрити-Сити отделение своего агентства «Частные расследования Блэкторна».

Тогда-то Сэм решил остановиться у бара «Одинокая звезда», чтобы расспросить о своем друге. Возможно, город и славится милосердием, но пока он его не почувствовал.