Я ступила на крышу, и апрельский холодный ветер немедленно принялся играть с моими волосами. Он мягко толкал меня в спину, придвигая к краю. Никакого ограждения на крыше этой пятиэтажки не было. Когда я подошла к парапету высотой в пару кирпичей и встала на него, то обнаружила, что кроны старых тополей достигают уровня моих коленей. Когда-то давно, когда дом был только что выстроен, новые жильцы посадили деревья. И вот тополя вымахали выше здания.

Пока деревья стоят голые, как система кровообращения. Совсем скоро их ветки покроются листвой, а пока ничто не мешает мне наслаждаться превосходным видом на «мой» город. Высоты я не боюсь, так что могу стоять на самом краю и любоваться сколько захочу цепочками разноцветных огней.

Весна — мое любимое время года. Хотя если задуматься, то и зима нравится мне не меньше. И лето я тоже люблю. А осенью мой город так красив! Я вообще люблю жизнь. Но весна… весна всякий раз особенная. Каждая весна дарит обещания — любви, перемен к лучшему… И пусть обманет, пусть не сдержит обещания — за такой чудесный вечер, за ветер, пахнущий странствиями, этой весне можно простить многое.

За моей спиной послышались размеренные шаги. Я стояла, не двигаясь, до тех пор, пока шаги не стихли у меня за спиной. Только тогда я спрыгнула с парапета и обернулась. Их было трое. Сам Табаки стоял впереди, а двое его помощников в шапочках-«балаклавах» смутными силуэтами выступали из темноты. Табаки своей физиономии не прятал. На маленьком негодяе был длинный кожаный плащ и шляпа в стиле «Чикаго 1920-х». Вероятно, самому себе маленький мужчина казался гангстером — опасным, влиятельным и очень-очень стильным. Но при виде шляпы я не смогла удержать улыбки. Я совершенно не боялась ни этого человека, ни его помощников.

В конце концов, я пришла сюда для того, чтобы работать на них. Ну или на того, кто их послал.

— Сколько можно вас ждать? — сердито спросила я. — У меня насморк будет! Включу в счет расходы на лечение.

— Сейчас десять тридцать одна, — огрызнулся Табаки. Маленький мужчина был бледен и поминутно облизывал губы. Да, ему не часто доводилось участвовать в серьезных делах…

— Где груз?

От моего вопроса Табаки вздрогнул и едва не выронил посылку, которую держал в руках. Шагнул вперед, я приняла груз из его рук, и мужчина поспешно вернулся на то же место. Я понятия не имела, что находится в пакете размером с гробик для кошки. Мое дело — доставить груз по назначению. И если кто-то попытается мне помешать… В общем, за это мне и платят.

Табаки вдруг нервно дернул щекой и едва слышно произнес:

— Тебе привет от Дины!

— Что?! — Мне показалось, что я ослышалась. Не могло, просто не могло быть такого…

— Привет от Дины, говорю! — слегка осмелел Табаки и махнул двоим громилам: — Заканчивайте с ней!

Парни синхронно шагнули из темноты на пятачок, освещенный неверным светом ржавых фонарей. Стволы в их руках казались ненужными игрушками. Эти типы могли бы порвать кого хочешь голыми руками. Тем не менее меня ценили высоко — у одного был «макаров», а другой вообще держал здоровенный «глок».

— Слушай, Табачников! — быстро заговорила я, торопясь успеть до той секунды, когда стволы примутся плевать в меня свинцом. — Не знаю, сколько эта девка тебе заплатила… Даю больше. Ты меня знаешь, слово я держу.

Табаки снова дернул щекой и с сожалением помотал головой:

— Не получится. Извини, ничего личного…

Я совершенно не собиралась становиться персонажем гангстерского фильма, но деваться мне было некуда. Не обращая никакого внимания на оружие, направленное на меня, я принялась медленно разворачивать посылку, что передал мне Табаки. Под слоем упаковочной бумаги оказалась картонная коробка, а в ней — изящная бутылка сливовой водки, прямиком из Поднебесной. Под бутылкой белел клочок картона с золотым обрезом.

Мои враги не отрываясь следили за тем, что я делаю.

Я поднесла карточку к глазам и при тусклом свете фонарей прочла: «Я выпью на твоих похоронах. Дина». Красиво, не спорю…

— Лови! — я бросила бутылку Табаки, и тот в полном обалдении ее поймал. Теперь руки у него были заняты, а вот мои, наоборот, свободны. Пули ударили в то место, где я только что стояла. Но меня там уже не было.

Я перекатилась по рубероиду, пачкая куртку голубиным дерьмом. У романтики всегда есть оборотная сторона. Когда догорает красивый закат, неизбежно наступает непроглядная ночь. Если есть розы, то где-то поблизости ищите компост. Если голуби — сами понимаете что…

Мой пистолет гавкнул всего дважды.

— Ой, бли-ин! — задумчиво сказал один из громил и лег на рубероид щекой. Другой промолчал, но так же послушно лег рядом. Думаю, если я ничего не перепутала в неверном свете фонарей, оба были живы. Ну, более или менее.

Теперь Табаки остался со мной тет-а-тет.

— Наконец-то мы одни! — игриво проговорила я и крутанула пистолет на пальце.

Маленький гангстер шагнул назад — раз, другой…

— Эй, стой, погоди! — воскликнула я, убирая оружие в кобуру под мышкой. — Не надо прыгать с крыши. Не покидай меня так скоро, Табачников! Нам еще о многом нужно поговорить. Вот, к примеру: сколько тебе заплатили, чтобы ты меня убрал? Ну скажи, мне же интересно. А еще…

Но Табаки так и не узнал, о чем еще я хочу спросить его. Маленький гангстер внезапно выхватил пистолет и выстрелил в меня.

— Надо же, попал! — сказала я, падая на колени. Ну ни за что бы не подумала, что у этого шибздика может быть оружие!

Второй выстрел отбросил меня к самому краю крыши. Ну, подойди же, чтобы меня прикончить! Ближе, детка, еще ближе! Ты пожалеешь, что на свет родился…

Но Табаки не желал рисковать.

— Ничего личного, — повторил маленький гангстер и выстрелил. Три пули ушли в белый свет как в копеечку, зато четвертая попала мне прямо в голову.

Я еще успела почувствовать, как меня катят к краю крыши, слышала, как пыхтит Табаки, взваливая меня на парапет.

А потом меня подхватила весенняя ночь, и ветер вволю наигрался моими волосами.

Я открыла глаза и уставилась на спинку дивана. Узор из розочек на бежевом фоне в мелкий рубчик был мне хорошо знаком. С минуту я полежала, пытаясь вспомнить, где я нахожусь, и понять, что вывело меня из состояния крепкого здорового сна.

Я дома — это точно. Стерильная белизна больницы осталась позади. Длинный коридор, лампы дневного света на потолке, операционная, реанимация… палата для выздоравливающих, потом первые шаги по коридору на дрожащих от слабости ногах… долгие часы реабилитации, упражнения до седьмого пота, до звона в ушах. И наконец возвращение домой, слезы Милы и даже звонок из Владивостока, на который я не пожелала ответить — звонок от отца, с которым я не разговариваю со дня смерти матери. Да, все это было, и все это в прошлом. Два месяца прошло с той ночи, когда я так неосмотрительно подставилась под пули Табачникова и его команды.