Вахта Броуди снится мне до сих пор, и кошмарный сон всегда один и тот же. Я стою на усыпанной гравием подъездной аллее, а передо мной темнеет дом, точно плывущий в дымке корабль-призрак. У моих ног клубится туман – от его скользких прикосновений кожа покрывается ледяной изморосью. Я слышу море – грохот волн, разбивающихся о скалы, – а над головой кричит чайка, словно предупреждая: держись подальше, не приближайся. Я знаю, что за входной дверью ожидает смерть, но не отступаю, потому что дом зовет меня. Возможно, он всегда будет манить меня, подобно поющей сирене, призывая вновь подняться на веранду с поскрипывающими – вперед-назад – качелями.

Я открываю дверь.

Внутри все не так, совершенно не так. Это вовсе не тот чудесный дом, в котором я когда-то жила и который любила… Массивная резная лестница задушена вьюном – словно зеленая змея, оплетает он перила. Пол устлан ковром из сухих листьев, занесенных сюда ветром через разбитые окна. Я слышу медленное «кап-кап» – дождевая вода неумолимо стекает с потолка – и, подняв взгляд, вижу, как одинокая хрустальная подвеска покачивается на скелете люстры. По стенам, когда-то покрытым кремовой краской и украшенным великолепной лепниной, ныне расползаются щупальца плесени. Задолго до того, как появилась Вахта Броуди, до того как люди, что выстроили ее, привезли сюда дерево, камень и прикрепили балки к опорам, холм, на котором стоит дом, был царством леса и мха. И вот мхи и заросли снова захватывают свою территорию. Вахта Броуди заброшена, и в воздухе повис запах гнили.

Где-то наверху слышно жужжание, и по мере подъема по лестнице этот звук усиливается. Некогда прочные ступени, по которым я ходила каждый вечер, проседают и стонут при каждом шаге. Перила, прежде отполированные до атласной гладкости, теперь щетинятся колючками терновника. На втором этаже я вижу муху: она кружится надо мной и внезапно врезается мне в лоб. Тут же подлетает еще одна, за ней другая, а я продолжаю путь – по коридору к главной спальне. Сквозь закрытую дверь до меня доносится жадный гул – какое-то лакомство привлекло насекомых в эту комнату.

Я открываю дверь, и гул тут же превращается в рев. Мухи налетают на меня в таком количестве, что я почти задыхаюсь. Отмахиваюсь и трясу руками, но мухи повсюду: у меня в волосах, в глазах, во рту. И только в этот момент я понимаю, что́ манит мух в эту комнату. В этот дом.

Я. Они лакомятся мной.

В тот день в начале августа, когда я свернула на Норт-Пойнт-уэй и впервые направилась к Вахте Броуди, никакие мрачные предчувствия меня не томили. Я думала лишь о том, что эта дорога нуждается в срочном ремонте, так как ее покрытие пошло волнами из-за вторжения древесных корней. Перед моим отъездом управляющая недвижимостью пояснила мне по телефону, что дому более ста пятидесяти лет и в данный момент он реставрируется. Первые несколько недель придется мириться с тем, что в башенке будут стучать молотками двое плотников, однако именно по этой причине дом с таким потрясающим видом на океан можно снять почти даром.

«Прежняя съемщица уехала из городка пару недель назад, хотя аренда у нее была уплачена на месяцы вперед. Так что вы позвонили мне как раз вовремя, – заметила она. – Владельцу не хотелось бы, чтобы дом пустовал все лето: кто-то же должен присматривать за ним. Хозяин выразил надежду, что отыщется другая съемщица. По его мнению, у женщин куда больше развито чувство ответственности».

Получилось так, что новой счастливой съемщицей оказалась я.

С заднего сиденья машины заорал мой кот Ганнибал, требуя освобождения из переноски, в которой он просидел шесть часов – с тех пор, как мы выехали из Бостона. Я бросаю взгляд назад и вижу сквозь дверцу, как недобро сверкнули на меня яростные зеленые глаза громадного мейн-куна.

– Почти приехали, – обещаю я, хотя сама уже начинаю волноваться, что свернула не туда.

Из-за корней и вспучивания грунта в морозы дорожное покрытие потрескалось; деревья, казалось, теснее подступили к обочине. Мой старенький «субару», и без того придавленный багажом и кухонной утварью, царапает днищем дорогу и подскакивает, продолжая путь по постепенно сужающемуся туннелю между стволами сосен и елей. Развернуться тут все равно не вышло бы – мне только и остается ехать дальше по дороге, куда бы она ни вела. Ганнибал снова подает голос, но на этот раз более настойчиво, словно предупреждая: «Остановись сейчас же, не то будет поздно».

Сквозь нависающие ветви взгляд то и дело выхватывает клочки серого неба, а затем лес внезапно расступается, и передо мной открывается широкий гранитный откос, испещренный лишайником. Видавший виды знак подтверждает: я прибыла на подъездную аллею Вахты Броуди, однако дорога уходит в такой густой туман, что дома совсем не видно. Асфальт остался позади, из-под шин начинает выскакивать гравий. Дымка мешает разглядеть потрепанные ветром кусты живой изгороди и гранитную пустошь, однако слышно, как орут чайки, – они кружат над головой, точно целый легион призраков.

И тут передо мной возникает темный силуэт дома.

Заглушив двигатель, я несколько секунд просто сижу и смотрю на Вахту Броуди. Неудивительно, что от подножия холма дом не виден. Его обшивка из серых досок совершенно сливается с туманом, а башенку вообще можно различить с большим трудом: она прямо-таки упирается в низкие облака. Разумеется, это иллюзия; мне говорили, что дом большой, но я не ожидала увидеть этакий замок на вершине.

Я выхожу из машины и смотрю вверх, на деревянную обшивку, что со временем приобрела серебристо-серый оттенок. На веранде со скрипом покачиваются качели, точно их толкает чья-то невидимая рука. Должно быть, в этом доме гуляют сквозняки, а отопительная система устроена еще до потопа; воображение рисует мне комнаты с влажным, пахнущим плесенью воздухом. Нет, совсем не так я представляла свое летнее пристанище. Я надеялась найти уединенное место для творчества, уголок, где можно спрятаться.

Убежище, в котором я смогу залечить раны.

Однако этот дом оказался вражеской территорией – он презрительно взирает на меня своими угрюмыми глазами-окнами. Чайки кричат все громче, призывая бежать, пока еще есть возможность. Я отступаю назад и уже собираюсь снова сесть в машину, но тут до меня доносится шорох шин по гравийной аллее. Позади моего «субару» останавливается серебристый «лексус», из него выходит какая-то блондинка и, помахивая рукой, приближается ко мне. Она примерно моего возраста, ухоженная и привлекательная; всем своим видом – от пиджака «Брукс бразерс» до улыбки, словно говорящей: «Я твоя лучшая подруга», – она излучает невероятную уверенность в себе.

– Вы ведь Эйва, верно? – спрашивает она, протягивая руку. – Простите, я немного опоздала. Надеюсь, вы ждали меня не слишком долго. Я Донна Бранка, управляющая недвижимостью.

Мы жмем друг другу руки, а я лихорадочно ищу причину отказаться от договора ренты.