Анатолий Бернацкий

Неизвестная жизнь ученых

© Бернацкий А.С., 2021

© ООО «Издательство «Вече», 2021

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2021

ООО «Издательство «Вече»

http://www.veche.ru

Глава 1

Любовь

Николай Коперник и Анна Шиллинг

Считается, что летом 1529 года выдающийся польский астроном Николай Коперник приехал в городок Торунь крестить сына своего дальнего родственника по материнской линии, чеканщика и гравировщика Мацея Шиллинга. И именно в доме Мацея он и встретил высокую темноволосую девушку, которая спокойным голосом назвалась старшей дочерью хозяев – Анной. А затем вызвалась проводить гостя в приготовленную для него комнату…

И как только Анна, на прощание мило улыбнувшись, ушла, немолодой каноник почувствовал, как земная твердь словно ушла из-под его ног. И в ту же минуту он понял, что все его планы на одинокую целомудренную старость, занятую только наукой, рухнули и теперь его жизнь будет вертеться вокруг нового солнца, имя которому Анна Шиллинг.

Церемония крестин и праздничный пир, разговоры на самые разные темы и шутки – все проплыло перед Коперником, будто в тумане. Весь мир для него сошелся на Анне: он ощущал лишь дыхание Анны и слышал только ее голос.

А наступившая ночь не только не принесла успокоение, а, наоборот, лишь разожгла в его сердце желание. Коперник, словно заведенный, бродил по комнате и, напрягая ум, не мог понять: как он, пятидесятипятилетний человек, рассудительный, умудренный опытом и утомленный заботами, с первого взгляда смог влюбиться в восемнадцатилетнюю девушку?

Конечно, Коперник не был святым, и женщины порой появлялись в его жизни. Однако ни одна из них не заставляла каноника сожалеть о принятом когда-то обете безбрачия. А в эти минуты он жалел об этом своем решении до боли в груди.

Если бы не целибат, он мог бы хоть завтра предложить Анне руку и сердце. Но каноник вправе иметь в своем дом только одну женщину – свою экономку. И Коперник, чтобы понапрасну не терзать свои мысли и душу, решил сразу же после завтрака покинуть гостеприимный дом. Но Мацей Шиллинг предложил ему еще какое-то время погостить. И он не смог отказаться…

К тому же вроде бы даже повод был: через неделю намечалось празднование именин хозяйки. Но после именин появилась причина остаться еще на время – до торжественного обеда в городской ратуше. Затем осенние дожди размыли дороги, и необходимо было ждать морозов, чтобы покрылась льдом Висла. Ведь до Фромборка можно было добраться лишь ледовым путем.

И каждый раз, как только Коперник убеждал себя, что необходимо уезжать домой, тут же появлялись новые поводы задержаться в Торуни. И в конце концов их совсем не осталось. К тому же каноник и так позволил себе слишком многое. Он практически все дни проводил с Анной, рассказывая о своих работах, вспоминая студенческие годы, читал вслух…

Он не мог отказаться от встреч с этой удивительной девушкой, которая смотрела на него своими большими глазами, в которых отражалось все, что она от него слышала. А однажды Коперник не удержался и коснулся ладонью ее густых волос. А она ухватила его руку и поцеловала с такой страстью, с какой верующие прихожанки на благословение пожилых каноников вряд ли отвечают. В тот момент Коперник и осознал, что настало время уезжать: чувство любви его захватило так, что он уже не надеялся избавиться от него до конца жизни, и ему захотелось хотя бы спасти Анну от участи экономки престарелого каноника.

Но даже в этом случае Коперник, вероятно, не уехал бы. Но как-то раз Мацей Шиллинг провел каноника в кабинет и сообщил следующую новость. Оказывается, к его дочери посватались сыновья сразу трех уважаемых в городе людей, и он не мог решить, как поступить в этом случае. И Коперник посоветовал Шиллингу выдать Анну за сына старшины златошвейного цеха. И тем же вечером уехал во Фромборк.

Прошло полгода. И за все это время Коперник не отправил в Торунь ни одного письма. Но не проходило и дня, чтобы он не думал об Анне. Он пытался заглушить мысли о брюнетке с большими глазами занятиями астрономией. Но сделать этого не мог. И однажды Коперник оседлал коня и отправился в Торунь…

В доме Шиллинга Коперника ожидал далеко не дружеский прием. Хозяин принял его в мастерской, даже не пригласив в жилые помещения. Затем холодно произнес, что Анна отказалась выходить замуж. Игнорируя волю отца, она желает лишь одного: уехать во Фромборк, к Копернику, с которым готова провести всю оставшуюся жизнь. В завершение разговора Шиллинг сообщил, что позволит Копернику увидеться с Анной, но лишь в его присутствии и только при том условии, если каноник убедит дочь выйти замуж за жениха, которого выбрал ей отец.

Несомненно, Копернику было очень тяжело уговаривать Анну сделать то, о чем просил его Шиллинг. Но он, используя все свое красноречие, все-таки попытался убедить ее подчиниться совету отца. А она, не обращая внимания на присутствие родителя, прямо спросила каноника, любит ли он ее так, как она – его. И у Коперника не хватило духу солгать…

Из Торуни каноник уехал вместе с новой экономкой Анной Шиллинг. А в то, что столь красивая и умная женщина будет находиться рядом с ним во Фромборке, он долго не мог поверить. Однако проходили годы, но красота Анны не меркла, а ее веселость и жизнерадостность не убывали. В конце концов Коперник поверил в свое счастье, не уставая ежедневно благодарить за него Всевышнего…

Но все резко изменилось, когда во главе вармийской епархии был утвержден епископ Дантишек – бывший друг, а впоследствии самый ярый враг Коперника. И он решил излить на Коперника всю накопленную на него злобу. И для мести он выбрал самое уязвимое место каноника – его любимую женщину. Он решил разлучить его с Анной. А для этого Коперника обвинили в нарушении обета безбрачия – целибата.

И потребовали прогнать Анну. В случае же неповиновения Копернику грозили самыми страшными карами. Но они его не пугали. Гораздо страшнее было то, что Анну обвинили в колдовстве, с помощью которого она якобы соблазнила достойного служителя церкви.

А такие обвинения в Средние века карались очень жестоко. И Коперник прекрасно понимал, что по этой причине Анне грозит опасность и ей необходимо уезжать из Фромборка. Но женщину, казалось, вовсе не пугали