— Никогда нам не быть вместе! — приняв трагическую позу “взгляд в потолок, прогиб в пояснице, локоть вбок”, я стукнулась об угол шкафа.

Нет, квартиры в современных домах точно не предназначены для пафоса. Это в театре у актеров целая сцена, бегай по ней — не хочу, запутывайся в занавесе, падай в оркестровую яму. И позы принимай, какие хочешь. А на моих двадцати шести квадратах общей площади не разгуляешься. Чуть расслабился, и дикая мебель нападает. Чтоб ее.

— Почему? — заинтересованно спросила Соня, когда я перестала скакать по комнате, выть, держась за локоть, и пинать шкаф в отместку.

— Что “почему”?

— Почему вам не быть вместе? — Маша, как оказалось, тоже не потеряла нить разговора.

— Это ужасно. Невообразимо. Вы представить себе не можете....

Любимые подруги синхронно поставили стаканы с недопитым глинтвейном на деревянные подлокотники дивана и уставились на меня в ожидании. Ну же, давай! Жги!

— Он носит угги.

— Что?!

— Угги. Коричневенькие такие. Мягенькие. Не подделка даже. Оригинальные австралийские.

— Инна, ты не шутишь? — Соня быстро встала, подошла ко мне и потрогала лоб. — Температуры, вроде, нет…

— Слушай, — я перехватила ее руку и замерла на мгновение, подбирая слова… — В октябре. В плюс один с мокрым снегом и дождем. В Санкт-Петербурге. Городе образцовой культуры быта, где всегда широкие и идеально почищенные тротуары. Мужик. Взрослый мужик тридцати пяти лет. Приходит на работу, на нем угги, хипстерские джинсы в облипочку, зонт еще модный такой, прозрачный, и борода тоскливо над шарфом торчит. Заявляет, шмыгая носом: “Мои угги совсем промокли!” И я на него смотрю. И понимаю… не моё.

— Мужик, — подхватила Маша. — Именно! Единственный холостой мужик у тебя в отделе. Симпатичный. Вроде даже тебе нравился. На концерт вы вместе ходили. И…

— Тогда было тепло! И он был в кедах! А не в этом богомерзком коричневом антисексе!

— Нет, Инна, так ты корову не продашь, — Соня тяжело вздохнула и отвернулась к окну с таким видом, будто там паслись стада коров. А что, они вполне могли бы. Между краем района и Икеей красовалось грязное поле с островками жухлой травы. Задумавшись об этом, я даже не сразу сообразила, что надо оскорбиться.

— Постой, мне кажется, или ты меня сейчас — А — обозвала коровой и — Б — заподозрила в товарно-денежных отношениях с мужчинами?

— Нет, я тебе сейчас объясняю, что не надо воротить нос от прекрасного принца…

— От хипстера Ерофея, — уточнила я.

— … От прекрасного принца хипстера Ерофея только потому, что он без коня и в неподобающей обуви. Особенно если он единственный кандидат в любимые мужчины на орбите твоего бытия.

— И вовсе он не единственный, — я уселась на подоконник и почесала за ухом кота.

— Нет! — хором отрезали подруги.

И Соня пояснила:

— Мы не желаем тебе судьбы старой девы с кучей котов…

— Мррррряу! — тут же возмутилось заинтересованное лицо. То есть морда. Белая усатая морда, которая смотрела на весь мир так презрительно, будто этот мир задолжал по гроб жизни не только самому коту, но и его потомкам на десять колен вперед.

— Сигизмунд с вами не согласен, — пояснила я. — И я, кстати, тоже. Мне нравится делать карьеру, и ипотека сама себя не заплатит, и времени почти нет, а то, что есть — жалко тратить на глупости.  Специально ходить, знакомиться, встречаться… Ну, это глупо как-то. Лучше суши заказать и во вторую Доту поиграть. Мне и так отлично, правда-правда. Пусть оно как-нибудь само.

Подруги переглянулись. Потом Маша хитро спросила:

— А помнишь, ты говорила, что хочешь годовую подписку на Нетфликс, но в бюджет не вписывается?

— А еще в парк Муми-Троллей мечтала съездить? — добавила Соня.

— Ну… — осторожно протянула я, чувствуя себя наивным олененком, которого загоняют на флажки во время охоты.

— Давай поспорим! — Маша улыбнулась так широко и искренне, что я не сразу заподозрила подвох. — Ты заводишь тиндер…

— Нет!

— Да! И встречаешься с десятью…

— Одним!

— Нет!

— Двумя?...

(В итоге сторговались на девяти. Да, знаю, я отвратительно торгуюсь. Поэтому терпеть не могу ездить в Азию. Там на рынке у меня случается коллапс мозга)

—...с девятью парнями. И если в итоге тебе действительно никто не понравится…

—...и ты всё еще будешь утверждать, что дома киснуть лучше…

—...то Нетфликс и Муми-Тролли твои.

— Идет?

То, что мы в итоге ударили по рукам, я могу списать только на количество выпитого перед спором глинтвейна. Какое затмение на меня нашло, а? Что теперь будет с моими уютными вечерами, ааа?! Я что, и вправду согласилась потратить девять вечером на неизвестных науке… то есть мне, парней?

Потом, когда Соня с Машей уже ушли, а я растерянно мыла посуду — несчастные три стакана и кастрюлю, в люстре взорвалась лампочка. И вместо пенной ванны и питательной масочки перед сном у меня был фитнес — отгони Сигизмунда от осколков. Он почему-то очень взволновался, скакал по всей квартире, словно котенок, и фырчал.

— Твой бы энтузиазм, — прошипела я, аккуратно сметая последние осколки, — да в мирных целях. Не хочешь вместо меня на свидание сходить? Или помочь найти достойного кандидата в гипотетические мужья?

В ответ Сигизмунд очень внимательно на меня посмотрел, величественно кивнул и удалился на свою лежанку. Как будто все понял и пошел разрабатывать план действий.

Кадр получился отличный. Вцепившаяся в джинсовую штанину утка выглядела так кровожадно, что могла бы сразу отправляться на кастинг к фильму “Зловещие огари-убийцы” или “Перепончатолапый ужас подкрадывается сзади”. И, спорю на сто баксов, она бы получила там главную роль.

— Артем! — вопль друга прервал мои размышления о головокружительной карьере утки. — Фотограф, блин! Ржать он еще будет!

Я тряхнул головой, возвращаясь в реальность.

Костя уже вырвал штанину из челюстей, то есть клюва, и отгородился от грозной птицы двумя стульями. И очень злобно теперь смотрел на меня.

— Что?!

— Ты предложил пойти в этот бар.

— Да, и…

— Ты знал, что здесь бродит этот монстр?

— Да. Но он обычно не трогает посетителей. И неизменно дружелюбен со мной.

Вообще, конечно, идея держать живую птицу в пабе была странной. Точнее, казалась мне сначала такой. Утка свободно бродила между столиками, звонко шлепала ногами по отполированному деревянному полу, покрякивала, неизменно приводила девушек в состояние “мимими” и выглядела так степенно и внушительно, будто заведение принадлежит ей. А хозяин — так, нанятый человеческий персонал. Но все менялось, стоило кому-нибудь из посетителей сильно напиться. Состояние буйного опьянения утка чуяла даже из соседнего зала, мигом прибегала к нарушителю и пыталась его клюнуть. В любую часть тела, которая попадется. Сначала я недоумевал, зачем администрация так подставляется. Это ж живой регулятор потребления пенных жидкостей! И отпугиватель клиентуры.