Это, конечно, было абсурдно, но больше всего мне было жалко протазан. Верный друг, прошедший со мной не одну тыщу километров и испивший вражьей крови в семи Великих Битвах, спасая мою жизнь, ныне лежал на дне моря возле какой-то безымянной груды камней. Невероятная все-таки была глупость пытаться пройти через эту полосу прибоя да еще и в штормовую погоду. Но когда последняя капля солоноватой воды была выпита почти двое суток назад, первое, что усыхает, это разум и сопутствующая ему осторожность. А вот безумная храбрость, совсем даже наоборот, раздувается до невообразимых пределов. Увидав на берегу характерные плакучие ветви знакомых деревьев, обычно растущих вокруг местных водоемов, я уже не видел ничего другого и рванул к берегу. Увы, моего искусства управления лодкой хватило ненадолго, едва я вошел в зону бурлящей вокруг острых камней воды, раздался хруст, скрежет, звук рвущейся кожи, и меня вынесло из лодки.

Как я не убился сам? Наверное, это заслуга моего хорошего знакомца – божка, присматривающего за дураками. Давненько уже ему не приходилось вот так вот явно вмешиваться в мою судьбу, беря управление моей персоной и событиями, вокруг нее происходящими, под свой жесткий контроль. И вот…

Оказалось, что Леокай приехал не просто повидаться со мной, соскучившись по моей интересной, полной тайн и внезапных сюрпризов персоне.

И не только чтобы забрать товары, навестить внучку или узнать о судьбе своего посольства.

Нет, ему, конечно, было интересно, куда это я подевал десяток с лишним его воинов и дипломатов. Да и те товары, что мы ему все-таки привезли, судя по его словам, были отнюдь не лишними в сложившихся обстоятельствах. Поскольку северные горские царства, до сей поры имевшие тесные торговые связи с Улотом, перепродававшим туда специи и шелковые ткани, начали мягко говоря, высказывать свое недовольство и даже отчасти шалить и пакостить, заподозрив южного соседа в страшном грехе слабости… А Улоту и так основательно досталось от нашествия аиотееков, так что еще и разборки с соседями ему были сейчас абсолютно не нужны.

Но даже не появление могучего войска-народа ирокезов заставило Царя Царей Леокая бросить свою столицу и приехать на эти не самые радостные в эти дни берега.

Нет, ему, конечно, были интересны и мы, и все сопутствующие нашему появлению чудеса, благо и я, и Лга’нхи, и Осакат, и даже Витек с Кор’теком из штанов выпрыгивали, устраивая ему экскурсии по достопримечательностям племени ирокезов, безудержно хвастаясь и задирая носы.

Леокай, ясное дело, от такого отказываться не стал. Хотя реакция его на разные аспекты нашей «необычности» была явно неоднозначной. На ирокезы (те, что на голове), Знамя и «Ведомость на зарплату» он, например, только хмыкнул недоверчиво и этак с прищуром посмотрел на меня, как бы говоря: «Ты, конечно, парень ловкий, но ведь от смертушки не убежишь, и в преисподней с тебя Духи да демоны за все твои художества еще спросят! Ох как спросят… Впрочем, – я ведь тебя предупреждал».

А вот к идее письменности он отнесся уже с немалым интересом. У улотцев оказывается было нечто отдаленно похожее на письменность или, скорее, уж своеобразную пиктографию, но пока еще на очень зачаточном уровне. Изображаемые на шкурах и подсушенных глиняных плитках картинки служили не столько носителями информации, сколько своеобразными «запоминалками», помогающими человеку, их нарисовавшему, лучше запомнить нужное сообщение или, допустим, список вещей. Наша же писанина, позволяющая слово в слово передать и зафиксировать некую информацию, причем без посредства запоминающей головы гонца или шамана, а лишь только знаками, произвела на него сильное впечатление.

Леокай даже не поленился провести следственный эксперимент. На одной стороне пляжа Осакат под его диктовку писала некое сообщение, а на другой (Леокай лично не брезговал перенести записку) Витек его читал. Пусть запинаясь, оговариваясь и мямля, но читал, причем точно те слова, которые сказал Леокай на ушко своей внучке. (Кажется, он подозревал, что я смогу и тут как-нибудь да смошенничать.) Дословная точность передачи информации и тот факт, что подобному «волшебству» можно научить практически любого (я не удержался и похвастался остальными учениками), сразили Царя Царей Улота наповал. И в глазах его явственно забегали колесики арифмометра, просчитывающие выгоды от внедрения подобной системы в народное хозяйство Улота. А у меня по спине забегали мурашки от нехороших предчувствий, после того как я поймал несколько очень задумчивых взглядов доброго дедушки Леокая, направленных на собственную персону. Кажется, он уже мысленно посадил меня в клетку и рассчитывает разнарядки на обучение должного количества своих подданных. От этого становилось как-то уж совсем неуютно.

Трофейные котлы ему тоже явно глянулись, как и история их попадания в загребущие лапы ирокезов. Кажется, я даже уловил отчаянную нотку зависти в царских глазах, когда он глядел на эти произведения кухонного инструментария. Такой посуде явно было место не на диком пляже в провонявшем тухлым мясом поселке, а на дворцовой кухне, где ей всегда нашлась бы работа. А потом котлы можно было бы выносить в банкетный зал и хвастаться перед иноземными гостями непростой историей их происхождения, поднимая авторитет улотских «лыцарей». Он даже настолько пренебрег своим царским величием, чтобы тонко намекнуть на «подарить хоть один из двух». Но, к счастью, никто тонкого намека не понял, а я сделал вид, что не расслышал, естественно, спасая царскую честь и евоное чувство собственного достоинства. Так что Леокай, поняв, что ничего ему тут не обломится, смирился с неудачей и взял себя в руки, обратив взор на другие диковинки.

Вот кол’окол, ему, например, тоже очень понравился, причем, кажется, чисто эстетически, как источник звуков удивительной красоты, а не только как сигнальное средство. (Все-таки местные действительно обладают немного другим слуховым аппаратом или просто не избалованы не относящимися к природным явлениям звуками.) А когда он узнал, что кол’окол это мое личное изобретение, он, как мне показалось, впервые посмотрел на странного Шамана Дебила с особым уважением, как на Мастера, а не просто как на удачливого мошенника. Тут уж я, в качестве контрольного выстрела, поспешил обратить внимание Леокая на новую рукоятку Волшебного Меча и, раздуваясь от гордости, скромно признался в своем авторстве. Леокай был сражен наповал! Красота вещи, ее продуманная функциональность и особенности оформления явно произвели на него впечатление. Очень приятно было видеть на лице «доброго дедушки» какие-то искренние человеческие эмоции… Нет, правда, зуб даю, что после всех увиденных творений моих рук Леокай стал относиться ко мне совсем по-другому. Только вот мурашки, бегающие по спине от бросаемых им взглядов, кажется стали размером со слонов. Огромных, ледяных слонов, траурным маршем топающих по моей спине. Леокай явно просчитывал выгоды от разработки и внедрения меня и моих способностей в свою хозяйственную систему с последующей утилизацией за ненужностью!