Это лето кончилось для меня, так и не начавшись. Тщетно я строила планы курортного отдыха: мой босс так загрузил меня работой, что нечего было и думать, чтобы вырваться из железных тисков необходимости.

А необходимость была самая что ни на есть жестокая: приходилось выполнять обязанности не только секретаря, но и мобильного детектива, который должен поспевать в сборе информации сразу по трем неотложным и важным расследованиям.

Когда же наконец все утряслось и я, ощутив в кармане приличный гонорар за хлопоты, подняла глаза от грешной земли и посмотрела на небо, картина была самая неутешительная: безупречно голубая августовская лазурь куда-то исчезла, и наползли угрюмые, серые и грязные, как штаны поселившегося в канализационном люке знакомого бомжа Виктора Семеныча, тучи. Небо закисло, просочилось самым мелким, дрянненьким и убойно-депрессивным дождиком, какой только можно себе представить.

И я поняла, что мне даже не хочется смотреть в окно, потому что «за окном сентябрь провода качает, за окном с утра серый дождь стеной…».

Конечно, я не была склонна к сезонным депрессиям, но именно в этот момент – после бурной деятельности, оказавшись в каком-то глупом, надуманном вакууме, который невозможно разрядить даже с помощью немалых денег, – как раз в этот момент более чем когда-либо я могла захандрить.

Сплин, одним словом, как звучно именуют это настроение англичане.

Мой же босс, свет ясен месяц Родион Потапович, был как всегда самоуглублен и безмятежен, словно младенец. Кстати, о младенцах: жизненные приоритеты Родиона Потаповича распределялись таким образом, что большая часть его времени и забот, а равно и мыслительных потуг приходилась на долю его малолетнего сына Потапа. Сначала это меня забавляло, но потом, когда я видела босса не иначе как с кипами памперсов и пеленок, буквально бредившего покупкой какой-то чудо-коляски с турбонаддувом и автоматическим катапультированием (шутка, но не очень далекая от истинного положения вещей), все это начало раздражать.

К тому же я поняла, что идея назвать сына в честь покойного батюшки моего шефа не то чтобы неудачна, а даже – на редкость идиотская.

Это надо же дать ребенку такое имечко: Потап Родионович! К этому милому имени-отчеству еще присовокупить какую-нибудь фамилию типа Толстопузов или Грицацуев-Дорогобужский, и все работники по анкетному профилю начнут акции массовых увольнений!

Дескать, гражданин, что за издевательства вы пишете в графе Ф. И. О.?

Это бедному мальчику еще предстоит. А пока его довольный родитель сидит в своем кабинете и чешет в своей полифункциональной, многопрофильной, с удвоенным против обычного количеством мозговых извилин, репе и думает: что бы еще такое прикупить для ненаглядного дитяти? А вслух формулирует это следующим образом:

– Кажется, Тапику-то недостает. Что же я мог упустить из виду?

Тапик – это сокращение от имени Потап. Какое имечко, такое и сокращение. Тапик… тапочка.

Хотя мой босс может выкроить вот такую собачье-обувную кличку из самого пышного и торжественного имени. Не сомневаюсь, что если бы ребенка назвали в честь матери, Валентины, – Валентином, Родион Потапыч сократил бы это звучное имя до какого-нибудь Валенка.

…Но достаточно брызгать желчью. По всей видимости, у меня просто начинали проявляться черты опасного синдрома, в просторечии именуемого кризисом среднего возраста. Это когда человек все еще молод, но уже вышел из нежных годов и теперь анемично завис где-то в районе «тридцатки». Возраст вроде бы уже и существенный, а все еще ничего не достигнуто, не обозначены конечные цели и четкие жизненные ориентиры. Не успокаивает и относительное материальное благополучие: юношеский максимализм еще не утрачен, и хочется гораздо большего, нежели прозябание в конторе или даже самая активная, но куда как прозаичная деятельность.

Я еще не приблизилась к тридцати. О возрасте женщины говорить не принято, но все же, все же… Двадцать шесть. Двадцать шесть.

Возраст как раз для того, чтобы попытаться вырваться из привычного и успевшего уже обрыднуть заурядного течения жизни. Господи… а еще так много нужно сделать, потому что все, абсолютно все не устраивает меня: и работа, активная или сопряженная с сидением в конторе, и тренировки, призванные сохранить мою физическую форму (бассейн, тир, тренажеры и все прочее).

И личная жизнь. Которой, по сути, нет.

Меня все не устраивает… даже зеленая пальмово-лиановая растительность в офисе. Да и сам этот офис… нарочно не придумаешь. Вавилонская башня, которую выстроили на месте бывшей трансформаторной будки. Небоскреб в миниатюре, занятый и под офис, и под жилплощадь. Надо сказать, что один мой знакомый сказал: офис Родиона Потапыча похож на самого хозяина – высокий, тощий, нескладный и нелепый. Пусть и уютный внутри, как Родион Потапыч – умный.

Я подняла глаза на большую пальму, стоявшую в кадке слева от входа в офис, и как раз в этот момент в дверь позвонили. Я перевела взгляд на экран видеофона и увидела этого самого посетителя, который прервал мои невеселые размышления. Точнее, не посетителя, а посетительницу.

– Добрый день, – произнесла я. – Детективное агентство «Частный сыск». У вас к нам дело?

Женщина подняла глаза, некоторое время смотрела невидящим взглядом в глазок камеры внешнего наблюдения, а потом произнесла приятным, чуть хрипловатым голосом:

– Да.

Когда она вошла в приемную, первое, что бросилось мне в глаза во всем ее облике, – совершенно белое лицо.

При этом оно не выглядело болезненным или смертельно бледным. Просто, наверно, пигментация такая. Ведь бывают же люди-альбиносы: очень светлая кожа, белые волосы и красноватые глаза.

Все перечисленные характеристики в точности подходили к описанию гостьи.

Она выглядела лет на сорок, быть может, даже на тридцать семь – тридцать восемь. Но, приглядевшись к ней повнимательнее и поймав взгляд ее тусклых, маловыразительных глаз с вялым оловянным отблеском, я поняла: посетительница гораздо старше.

Наверно, ей за пятьдесят.

– Я хотела бы поговорить с директором… с… – По всей видимости, она затруднялась подобрать слово для поименования моего шефа, но все же нашла – С вашим начальником.

– Одну минуту, – сказала я. – Родион Потапыч, к вам посетительница. Как вас представить? – подняла я глаза на женщину.

– Ирина Романовна, – ответила та. – Ирина Романовна Кравцова.

– Как? Кравцова? – переспросила я. – А вы, случайно, не…

– Случайно – да, – отозвалась потенциальная клиентка. – Это мой муж.

Даже при такой недоговоренности мы обе прекрасно поняли друг друга. Марк Олегович Кравцов был видным бизнесменом, одним из руководителей крупной нефтяной компании, головной офис которой находился в Москве.