– Две минуты, мисс Картер.

Крессида нервно терла холодными и влажными ладонями по оголенным бедрам, стараясь успокоиться.

Конечно, ее костюм не способствовал этому. Действие пьесы происходило в конце 50-х годов, в доме на берегу моря, и большую часть спектакля Крессида играла в купальнике, который (нужно отдать ему должное) совершенно не шокировал благодаря юбочке с рюшами и довольно безобидному жесткому лифу. По сравнению с нарядами, в каких современные женщины разгуливают по главной улице, этот купальник был абсолютно невинным. Но Крессида знала, что полураздетая женщина на сцене привлекает куда больше внимания, чем в том же виде на улице. На сцене все выглядит иначе. Эта истина была одной из первых, которую она постигла в школе драматического искусства. Сцена все преувеличивает. На подмостках все становится более ярким, более значительным – не только эмоции, но и костюмы, и декорации.

– Ваш выход, мисс Картер.

Сердце стучало в груди, пульс учащенно бился. Крессиде казалось, что ее парализовало и она уже никогда не сдвинется с этого места. Но вдруг она услышала обращенную к ней реплику и с легкостью выбежала на сцену.

Это была ключевая сцена спектакля… Героиня узнает о неверности своего мужа. Адриан, актер, исполняющий роль мужа, поглощен чтением письма, но звук шагов прерывает это его занятие. Вот сейчас он повернется к жене, их глаза встретятся, и тут Крессида должна выразить неожиданную догадку жены об измене своего мужа.

Даже в лучшие времена это была трудная сцена, а сегодня, в удушливой, напряженной атмосфере генеральной, от Крессиды требовалось все ее профессиональное мастерство, чтобы донести до зрителя то, что хотел сказать драматург. Но откуда взялось это напряжение? – недоумевала она. Оно витало в воздухе, оно окружало ее подобно тяжелому облаку. Вся атмосфера напоминала предгрозовую.

Необычным было уже то, что генеральная репетиция проходила за две недели до открытия сезона. И проводили ее на сцене, а не в репетиционном зале. Актеры шептались между собой на этот счет, но Крессида решила, что это просто одна из причуд режиссера.

Она взглянула в глубину зала, туда, где в своем обычном кресле сидел Джастин, режиссер спектакля, и удивилась, увидев, что сегодня он был не один. Рядом с ним она различила силуэт еще одного мужчины.

Крессида начала произносить свои реплики, вкладывая в них огромную боль, что обычно давалось ей довольно легко и выглядело вполне естественно. Едва ли нашелся бы человек, который смог бы лучше ее передать отчаяние и одиночество женщины, переживающей крах своего брака.

Но сегодня ей было необычайно трудно. Атмосфера, царившая в театре, ощутимо действовала на нее. Она повернулась, чтобы взять бокал и швырнуть его в Адриана, но в этот самый момент ее привлекло движение человека, сидевшего рядом с режиссером. Она уставилась в сверкающие, как черный янтарь, глаза. Пластиковый бокал выскользнул у нее из рук и упал к ногам. Голова повисла, как будто была слишком тяжела для ее тонкой шеи.

– О Боже! – слабым голосом произнесла она и потеряла сознание.

Очнувшись через несколько секунд, она услышала вокруг себя шум. Джастин поднялся со своего кресла.

– Что случилось? – крикнул он. – Позаботьтесь о ней кто-нибудь! – И, беспомощно воздев руки, повернулся к высокому темноволосому мужчине, стоявшему рядом с ним: – Простите. Я не знаю, что с ней такое. Должно быть, она нездорова.

Крессида услышала ужасно знакомый голос.

Низкий, с едва уловимым иностранным акцентом.

– Нездорова? – Голос насмехался. – В самом деле?

С большим трудом она заставила себя открыть глаза и обнаружила, что окружена друзьями-актерами. Дженна держала стакан воды, Адриан – смоченный носовой платок. Крессида отстранила их, решительно поднялась на ноги и улыбнулась Адриану, давая понять, что готова продолжать репетицию.

– Со мной все в порядке, – сказала она твердо.

«Галлюцинации, – подумала она. – Наверное, галлюцинации. Воспоминания, навеянные содержанием пьесы».

– Все в порядке. Честно! – Крессида выпрямила спину, улыбаясь своей знакомой широкой улыбкой.

Но когда она поняла, что увиденное ею вовсе не галлюцинация, улыбка стала таять, и вскоре от нее не осталось и следа. Мужчина стоял рядом с Джастином, подавляя режиссера своей фигурой. Он пристально смотрел на Крессиду, но в зале было слишком темно, чтобы разглядеть выражение его лица.

«Впрочем, – с горечью подумала она, – на этом лице никогда нельзя было прочесть его истинные чувства».

Отяжелевшие веки опустились, а когда ей снова удалось поднять их, человек уже исчез.

Крессида не могла продолжать репетицию. Никогда прежде такого не случалось, и она готова была разрыдаться. На сцене она всегда была профессионалом, а сейчас… настоящая развалина с трясущимися руками. Казалось, она увидела привидение.

Но ведь ты и впрямь увидела привидение, твердил ей внутренний голос. Призрак твоего прошлого. Ты никогда не думала, что увидишь его вновь, а теперь… спустя столько времени…

Но ведь она молила об этом, не так ли? Каждую ночь…

Джастин взобрался на сцену. Взяв ее за руки, он крепко сжал ей пальцы.

– Не волнуйся, солнышко, – улыбнулся он. – Это нервы, а может быть, ты заболела?

Она слабо улыбнулась.

– Голова болит, – едва слышно сказала она. – Прости, Джастин.

Джастин извлек из кармана жевательную резинку и сунул в рот.

– Отправляйся домой, – твердо сказал он. – Отдохни. Ты – моя любимая актриса, и никогда прежде ты не выкидывала таких фокусов. Порепетируем завтра. А сейчас – марш! Быстро! Пока я не передумал!

Ей хотелось спросить его о мужчине, сидевшем рядом с ним. Что он хотел от него? А может быть, от нее? Но спросить – означало признать, что он ей знаком, а этого ей совсем не хотелось. Это была та часть ее жизни, которую она тщательно скрывала, своего рода «запретная зона». Воспоминания о том времени причиняли слишком сильную боль.

Крессида с трудом добралась до своей гримерной и рухнула в кресло перед зеркалом. Взглянув на себя, она увидела огромные зеленые глаза на неестественно белом лице и дрожащие ярко-красные губы.

Может быть, все это ей приснилось? Могла ли она такое представить? Неужели воспаленное воображение возродило из небытия его образ? Она покачала головой, слегка нарушив прическу в стиле 50-х годов. Нет, это был не сон. Это был Стефано, собственной персоной.

И Крессида стала вспоминать. Пару месяцев назад ее адвокат отправил письмо его адвокату в Рим с просьбой о разводе, так как они вот уже два года не живут вместе. Ответа на письмо не последовало. Стефано проигнорировал его. «Оставим это дело на время, – успокаивал ее адвокат. – На этой стадии так часто бывает. Малодушие. А возможно, ваш муж передумал и не хочет разводиться».