Петер Себерг

ПАСТЫРИ

СОВРЕМЕННАЯ ЗАРУБЕЖНАЯ ПОВЕСТЬ

В серии «Современная зарубежная повесть»

Вышли в свет:

У. Бехер. В начале пятого (ФРГ)

Дж. Брунамонтини. Небо над трибунами (Италия)

Р. Прайс. Долгая и счастливая жизнь (США)

Ж. К. Пирес. Гость Иова (Португалия)

Готовятся к печати:

Г. Маркес. Полковнику никто не пишет. Палая листва (Колумбия)

В. Кубацкий. Грустная Венеция (Польша)

Э. Галгоци. На полпути (Венгрия)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Повесть П. Себерга «Пастыри» — произведение весьма незаурядное в литературе современной Дании. Многие молодые собратья Себерга по перу — кстати, не только в Дании, но и в других Скандинавских странах, — почитая за особую честь называться «авангардистами», прежде всего заботятся о том, чтобы не отстать от западноевропейской «новой литературы». Тут и подражание французскому «новому роману», и попытки писать, следуя канонам немецкого «нового реализма», и образцы «экспериментальных текстов», создаваемых по примеру все тех же западноевропейских. Подражание может быть даже талантливым, но оно всегда останется подражанием. Себерга же отличает редкая самостоятельность творческой позиции, и в первую очередь это характерно для его последней повести «Пастыри». Прекрасно владея новейшими достижениями в технике письма, что дает основание датской критике причислять его к модернистам, Себерг вместе с тем сумел выработать свой собственный, неповторимый художественный метод. И главное: он один из немногих среди молодых скандинавских писателей, кто не боится признаться, что, по существу, идет за «стариками», следует традициям классики. Это значит прежде всего, что в центре его внимания остается рассмотрение человеческой личности в ее разнообразных связях с реальностью окружающего мира, которая столь часто ускользает от внимания создателей «нового реализма».

Живым интересом к проблемам нравственным, социальным, философским, то есть к тому, что насущно для человека на земле и чем всегда жива была большая литература, отмечена и повесть «Пастыри». «Пастыри» были написаны Себергом в 1970 году. Имя его стало известно датскому читателю в конце пятидесятых годов, когда он опубликовал свои повести «Посторонние» (1956 г.) и «Птичий корм» (1957 г.). С тех пор и до выхода в свет «Пастырей» Себерг издал один лишь небольшой сборник рассказов (1962 г.), чрезвычайно интересных в качестве образцов современного скандинавского социального памфлета. Да, пишет он мало и публиковаться не торопится, отдаваясь в другое время совсем иным занятиям, работая, например, в археологической экспедиции. И тем точнее сказанное им попадает в цель. «Он бередит наши раны, и нам больно, — писал о нем после выхода в свет «Птичьего корма» датский критик Кнуд Нильсен. — Но для того-то и нужна нам литература, не для того же, чтобы нас убаюкивать».

«Бередить раны» Себерг начал сразу же, как взялся за перо. Больных вопросов современности он касается уже в своих первых повестях, явившихся, несмотря на разделяющее их время, в сущности, подготовкой к созданию «Пастырей». Герои и «Посторонних» и «Птичьего корма» — душевные и духовные импотенты, «не способные ни отдавать, ни брать», они «не хотят, не могут, не верят», это люди внутренне омертвелые, посторонние кипящей вокруг них жизни, не участвующие в ней.

Как преодолеть эту «посторонность», как найти свое место в жизни и почувствовать себя действительно живым и всему живущему близким — таковы вопросы, к которым подходит Себерг в «Пастырях».

Нравственная — а отчасти и философская — проблема, составляющая ядро повести, задана, так сказать, уже в самом ее начале, в ее сюжетной завязке. Главный герой, невысокого чина служащий в системе социального страхования Лео Грей, возвращаясь на рассвете домой после ночи, проведенной с возлюбленной, переживает, сидя за рулем машины, своеобразный нравственный кризис. Неожиданно для себя он сталкивается лицом к лицу со своим внутренним «я» и честно, хотя и довольно тщетно, пытается разобраться, что же он в конце концов за человек, каково его место в жизни других людей и в жизни современного ему общественного организма, каковы вообще взаимосвязи человека с человеком и человека с миром, что значит помогать друг другу… Мы с напряжением следим за этим трагическим сумбурным внутренним монологом героя не только потому, что он интересен сам по себе, но и потому, что уже с первых страниц отчетливо ощущаем все нарастающую тревожную интонацию повествования. Оно перебивается или как бы взрывается изнутри загадочными фразами, намеками, ассоциациями, словно сулящими некую катастрофу, драматическую развязку, необходимую для прояснения запутанного душевного состояния героя и перепутавшихся обстоятельств его жизни.

Предчувствие не обманывает нас. Лео Грей, внезапно решивший повернуть с полпути назад, к возлюбленной, попадает в автомобильную катастрофу, его в почти безнадежном состоянии доставляют в больницу, и если он и останется жить, то полным идиотом, лишенным всяких реакций. Гибнет вроде бы совершенно отдельный, отгороженный от других духовный мир, однако эта гибель тотчас порождает своего рода цепную реакцию, толчками возмущающую застойную воду привычного существования соседних «миров». Вопрос, так и не решенный Лео, перерастает во множество новых вопросов, которые начинают мучить окружающих его людей. Сам Лео как бы уже не существует, как бы вне реальности — но тем реальней его воздействие на окружающих, вовлекаемых катастрофой в стремительный водоворот поступков, мыслей и чувств. Только с этого момента и начинают наконец проясняться взаимоотношения, проявляться в их истинной сути люди, и в том числе — через других — и сам Лео.

«Внутренняя свобода, — думает, сидя в машине, Лео, — прячется за фактической зависимостью, всех нас опутавшей, пусть не одинаково крепко, но все равно — по рукам и ногам. Важны лишь помощь и беспомощность, прочее не в счет». Так это или не так? И если так, то какое значение это имеет в жизни каждого из нас? Каждый из героев: и жена Лео Маргарита, и друг семьи врач Роза, и муж ее Конни, и брат и возлюбленная Лео — все они вследствие задевшей их жизнь катастрофы поставлены в такие обстоятельства, когда волей-неволей вынуждены столкнуться с целым рядом вопросов, касающихся понятий «помощь» и «беспомощность», и решить их для себя, сделать практические выводы.

Нужно ли, разумно ли помогать почти безжизненной кукле в образе Лео? И кто вообще способен помочь разумно, то есть как раз там и как раз так, где и как это необходимо? Да и так ли уж вообще-то нужны мы друг другу? И не оказывается ли ущемленным именно тот, кто волею обстоятельств вынужден заботиться о других? Разве моя собственная личность менее ценна сама по себе,