Посвящается моим друзьям.

Был Свет и была Тьма. И сошлись посреди Великой Паутины, разделив Мироздание на Светлое и на Темное. И те, что вышли из Света, служили Белому Престолу. И те, что вышли из Тьмы, служили Престолу Черному. И была битва. И Свет рассыпался на мириады ярких искр. И Тьма рассыпалась на мириады зыбких теней. Из тысяч и тысяч миров Паутины, лишь один мир стал между Светом и Тьмой. И он был им полем боя. Победив в той Великой битве, Белый Престол завладел Паутиной. И был составлен из уцелевших в бою Белых воинов Орден Хранителей Паутины. И Нити ее были закрыты для тех, кто сражался за Престол Черный. Отныне были они побеждены, прокляты и навеки заточены в том мире, на который выпал жребий Магистра. И там пребывают по сей день, враждуя своими Кланами и вынашивая мечты о том, чтобы вырваться из западни. Но Хранители зорко присматривают за миром, ставший темницей. Знайте же, что упомянутый мир – тот, в котором родились вы и я. Тот мир, что мы называем своим, не чувствуя окружающих нас и обретающихся среди нас теней Черного Престола.

Герхард Нюрнбергский. Предание о Свете и Тени. Около 1300 г., Северная Франция (по материалам Главного Архива УВК РФ)

– Будьте добры, еще одну «Кровавую Мэри»…

Сделав очередной заказ, я развернулся на высоком стуле, и, облокотившись на барную стойку, обвел нарочито небрежным взглядом тускло освещенный зал…

Они сидели неподалеку, за столиком, освещенным парой свечей.

Худой паренек в очках и короткой джинсовой куртке и черноволосый мужчина с бородкой, в кожаном пиджаке и белых брюках.

Паренек улыбался, вполголоса рассказывая что-то своему собеседнику. Брюнет курил, пальцами свободной руки машинально водил по скатерти и не отрывал от очкарика блестящих карих глаз.

Бармен пододвинул к моему локтю стакан с коктейлем. Поймав губами соломинку, я продолжал наблюдать.

Живая музыка из соседнего зала мешала мне расслышать разговор парочки. Впрочем, я и так знал, что шепчет очкарик, все ближе и ближе тянущийся к уху своего собеседника…

Лицо паренька приблизилось вплотную к лицу брюнета.

Я непроизвольно сжал в пальцах стакан.

Брюнет медленно затушил сигарету, поднялся из-за столика и, воровато оглядевшись по сторонам, двинулся в сторону туалетов.

Очкарик, немного выждав, пошел следом.

Не сводя с него глаз, я вытащил из кармана крошечный мобильник и щелкнул кнопкой вызова.

– Игорь, я нашел его…

Вытянув из стакана соломинку, я залпом допил «Мэри» и, бросив на стойку несколько купюр, пошел в том же направлении, что брюнет и очкарик – к притаившейся в дальнему углу зала двери, украшенной латунными табличками со схематичными изображениями мужского и женского силуэтов.

В туалете было пусто. Аккуратно прикрыв за собой дверь, я бесшумной скользящей походкой двинулся вдоль кабинок.

Самая дальняя была заперта.

Я затаил дыхание, прислушиваясь… Да, все верно – до моего слуха долетел едва различимый прерывистый шепот и невнятные шорохи…

Стараясь не стучать туфлями по звонкому кафелю, я прошмыгнул в кабинку по соседству с запертой. Поставил ногу на бачок, рывком поднялся, хватаясь за край перегородки между кабинками, заглянул вниз…

Брюнет прислонился спиной к запертой изнутри двери. Закатив глаза и тяжело дыша распахнутым ртом, он бессильно елозил растопыренными пальцами по стенкам кабинки.

А очкарик…

Одной рукой вцепившись мужчине во взлохмаченные иссиня-черные волосы, а другой оттягивая ворот кожаного пиджака, он кусал его в беззащитно вытянутую шею… Узкие длинные клыки, показавшиеся из-под верхней губы, глубоко впились в загорелую кожу.

Струйки ярко-алой, горячей, молодой крови медленно-медленно стекали по подбородку очкарика, крошечными рубиновыми точками окропляя белоснежный кафель пола…

Я почувствовал, как в виски ударил набирающий силу пульс. В голове зашумело, и рот наполнился вязкой слюной…

Превозмогая себя, я потащил из-за пояса «Макаров», торопливо снял с предохранителя и хрипло выкрикнул:

– Именем Черного Престола! Прекратить!

Испуганно всхлипнув и закашлявшись, очкарик отдернулся от своей жертвы, вытаращил на меня глаза и резко оттолкнул обмякшего брюнета.

Неожиданно мощным ударом худого плеча выбив запертую дверь, он метнулся к выходу из туалета.

Брюнет медленно съехал по стене, оставляя на ней ярко-красную полосу. Кровь толчками била из его прокушенного горла. Кровь. Ярко-красные брызги на белом…

Голова закружилась…

Едва не поскользнувшись, я соскочил с бачка и кинулся в погоню за очкариком.

Он бежал через зал к выходу из бара. Оттолкнув официанта, загремевшего опрокинутыми подносами, беглец оглянулся на меня и стремительным, очень грациозным движением проскользнул мимо опешивших охранников, мимо гардероба, прямиком по ведущей на улицу лестнице…

Я споткнулся об огромную кадку с размашистой пальмой. По лицу больно хлестнула длинная ветка. Чертов фитодизайн!

Внешняя дверь уже с лязгом захлопнулась за спиной беглеца.

Я бежал по ступенькам, стуча каблуками, а в голове звенящим гулом отдавался набирающий силу кровавый набат…

Мною овладела Жажда. И утолить эту жажду могло лишь одно. Сходящий с ума, одурманенный терпким запахом добычи организм хищника требовал крови…

Охранники, будто бы опомнившись, метнулись следом за мной, очевидно заметив в моей руке пистолет…

Я хрипло зарычал на бегу, чувствуя, как из-под верхней губы, отдаваясь приятным покалыванием в десне, медленно выдвигаются узкие клыки.

Распахнув входную дверь, выбежал во двор. Самый обыкновенный московский двор-колодец, каких полно в центре…

Вскинув пистолет, поводя им из стороны в сторону, я быстро оглядел освещенный парой фонарей заснеженный тротуар, припаркованные вдоль кирпичной стены иномарки, бесформенные сугробы, деревца, отбрасывающие на асфальт изломанные тени…

Где же он? Где беглец?

Очкарик несся через двор наискосок, по грязному снегу, прямиком в подворотню, выходящую на проспект. Навстречу ярким огням и шуму машин.

– Стоять! Стреляю! – закричал я вслед.

За спиной громко лязгнула дверь и послышалось пыхтение и мат преследующих меня охранников.

Я побежал к подворотне, на ходу пытаясь взять на прицел очкарика, прищурился, вглядываясь в темень, различая тонкий силуэт. Только бы не ушел!