Моей матери Морин — замечательной женщине, вдохновлявшей меня всю жизнь; наконец-то я написал книгу, в которой меньше пары дюжин откровенно похабных словечек

На этом свете есть люди,

идущие по жизни тихо,

спокойно, непритязательно,

принимающие нашу боль на себя,

не ища ничего взамен.

За двенадцать месяцев до того…

Задание отнюдь не порадовало молодого репортера по имени Джо. Ему надо было взять интервью у исполнительницы главной роли в спектакле колледжа и попытаться состряпать достаточно интересный сюжет, чтобы заполнить две минуты эфира местных теленовостей. Он предпочел бы осветить убийство или скандал в Конгрессе, но такова уж доля новичков: делать то, что скажет начальство. А Джо только-только пришел работать на станцию. На встречу с актрисой он явился усталый и с дикой болью в спине после удара локтем, полученного накануне вечером на матче по регби.

Когда Либби Вэйл вошла в студию, он показал ей, где сесть, после чего оператор потратил пару минут, проверяя свет, а журналист постарался изобразить, будто ему не насрать на это интервью.

Хотя на самом деле ему было насрать.

Постановка была провинциальная, и хотя Либби определенно соответствовала своей роли, на потенциальную бродвейскую звезду она явно не тянула. Медленно продираясь сквозь список дебильных вопросов, Джо волей-неволей обратил внимание на легкое покалывание в спине, где сфокусировалась боль. По мере того как она рассасывалась, на него нисходила эйфория. Неужто противовоспалительное наконец подействовало?

Уже подводя черту под интервью, репортер попросил:

— Поведайте о себе что-нибудь известное очень немногим.

Лицо Либби Вэйл озарилось оживлением. Актриса стрельнула глазами из стороны в сторону, будто готовясь поделиться скандальным секретом.

— Ну, — произнесла она, — никому не говорите, но я прямая наследница пирата Джека Хоули.

Джо бросил на нее озадаченный взгляд.

— Джентльмена Джека Хоули, — полувопросительно подсказала его собеседница.

— Извините, не слыхал ни разу.

— А-а, ну ладно… — хихикнула Либби.

Журналист дал знак оператору сворачивать оборудование.

— Извините, что я такая неинтересная, — произнесла Вэйл.

Джо одарил ее долгим взглядом. Она что, надулась из-за тягомотного интервью? Да вроде бы нет… Продолжая ее разглядывать, репортер решил, что Либби — симпатичная малышка, хрупкая, с большими зелеными глазами и выразительным лицом.

— Вы чудесно справились, — заверил он ее.

— Правда?

Журналист приготовился с кряхтением перевести себя в стоячее положение, но вдруг сообразил, что никакого «кряхтения» и не потребуется. Спина была в полном порядке. Одними противовоспалительными тут не обошлось. Как ни безумно это звучало, но пребывание рядом с Либби Вэйл сделало его как-то сильнее и энергичнее. Больше не думая о былом ушибе, он напустил на себя молодцеватый вид и рассек воздух воображаемой саблей. А затем выудил из кармана блокнот и ручку и принялся записывать:

— Джек Хоули, говорите?

Улыбка Либби так и лучилась смехом:

— Джентльмен Джек Хоули.

Встав, она взмахнула собственным воображаемым клинком, изобразила пиратскую позу и прорычала:

— Аррр!

— Ей-ей, барышня! — со смехом отозвался Джо. — Это как раз то, чего недостает нашему материалу.

В тот же вечер его станция дала материал в эфир.

А три дня спустя у Джо был материал еще лучше: Либби Вэйл пропала без вести.

Подобные споры чуешь за версту.

— Между нами все складывается замечательно, — провозгласила Рейчел.

Я настороженно кивнул.

Мы сидели на качелях на крыльце «Приморья» — пансионата в Сент-Олбанс-Бич во Флориде. Вечерело, и легкий летний бриз с океана отгонял москитов. Мы только что отобедали в «Ше Ву» — помпезной забегаловке на Кейн-стрит, и я мысленно отнес эту трапезу к категории где-то между ужасающей и оскорбительной, что, впрочем, никого из нас не подкосило.

— Ты любишь меня, — заявила Рейчел.

— Люблю.

— И со мною весело, правда?

— Несомненно.

— Только вообрази, насколько веселее будет нам жить вдвоем!

Я не отреагировал, даже бровью не повел.

— Кевин! — позвала меня моя собеседница.

— Ммм?

— Что скажешь?

Настал один из тех моментов, когда приходится быть или честным, или счастливым, но никак не одновременно.

— Кевин? — повторила Рейчел.

Вдали тихонько прогромыхал поезд. Голова подруги покоилась у меня на коленях. Она подняла на меня глаза, вглядываясь в мое лицо, пока я ногой покачивал качели.

— Кевин?

Рейчел знала, что меня зовут Донованом Кридом, но при знакомстве я назвался Кевином Воном, и ее устраивало это имя, а мне было по барабану, как меня называют.

— Знаешь, что я думаю? — сказал я.

— Что, милый? — мурлыкнула прижавшаяся ко мне женщина.

— По-моему, все и так обстоит лучше некуда.

Ее тело окостенело на полсекунды, прежде чем последовала реакция — полезная толика информации для досье у меня в мозгах, потому что продолжение моего бренного существования зачастую зависит как раз от знания подобных мелочей. Для большинства людей полсекунды — это быстро. В моей же профессиональной деятельности (я убиваю людей) это целая жизнь.

В буквальном смысле.

Так что Рейчел, по моим стандартам, была мучительно медлительна, и это хорошо, потому что биполярное расстройство ее личности усугублялось с каждым днем нашего отпуска, порой ведя к внезапным вспышкам ярости. Мне нравится с нею встречаться, но устоявшиеся отношения могут поставить мою жизнь под удар. Пока я сохраняю бдительность, она не может мне серьезно навредить. Но если мы заживем вместе, мне рано или поздно придется уснуть, и тогда — пиши пропало!

— Ты гребаный ублюдок, и я больше не хочу тебя видеть, никогда-никогда! — заверещала Рейчел.

Спрыгнув с моих коленей, она выбросила руку мне в лицо. Мне было нетрудно уклониться от плюхи, но я уже не одну неделю не спарринговал, и мне недоставало физического контакта, поэтому я не стал этого делать. Вмазав мне пару-тройку раз, подруга схватила свою сумочку, закинула ее на плечо и устремилась в сумерки.