Сережин захлопнул общую тетрадь с замусоленными страницами, еще раз окинул взглядом палату — серые стены, кровать, тумбочка, большое окно с разбитым стеклом, выпиленная огромная дыра в решетке. Оглянулся на медсестру — худенькую, с плотно сжатым ртом. Наверное, красивую, но сейчас, в белом халате и белой косынке, похожую на подопытную лабораторную мышь.

— Кто нашел погибшего?

— Наш уборщик. Он утром чистил двор, тут и увидел, что Алешковский лежит мертвый, — выпалила медсестра.

— Как вас зовут? — улыбнулся Сережин.

— Маша.

— Очень приятно. Павел. Тетрадь я заберу. Как же получилось, Маша, что ваш подопечный выпилил решетку, а вы ничего не расслышали?

— Спала.

Медсестра пожала плечами и покраснела. Сережин усмехнулся. Все медсестры одинаковы. Во всех больницах.

— А почему в вашей клинике до сих пор стоят старые рамные окна, а не пластиковые? Ему было бы нелегко разбить тройной стеклопакет.

Вопрос остался без ответа, да и задавал его Павел не по адресу — это дело руководства, куда направлять финансы, на замену окон или повышение собственной зарплаты.

Он еще раз окинул взглядом палату. Вошли оперативники:

— Нету пилки. Нигде нет.

— Плохо ищете. Что говорит медэксперт?

— Алешковский при падении сломал позвоночник, но был жив. Умер часа два назад.

— Уборщик почему-то не решился найти его, пока он был еще жив, — хмыкнул Сережин. — Давайте, парни, еще и еще раз все переройте. Хотя рыть здесь негде. А с вами, Маша, мы поговорим позже.

Он улыбнулся испуганной медсестре и, выйдя из палаты, решительно направился в кабинет главврача, где уже «работали» Соболев и Аксюшкин. Соболев был помощником Сережина, а Аксюшкин — начальником всего оперативно-следственного отдела, увязался с дежурной группой благодаря общегородскому рейду «Правопорядок».

Резко постучав в дверь, Павел вошел в кабинет.

Главврач, лысоватый сорокалетний мужик, был бледен. Соболев черкал фигурки в своем блокнотике. Аксюшкин улыбался. Обернувшись хозяином, заявил:

— Вот и Павел Иванович. Проходи, Паша, — по-хозяйски предложил Аксюшкин. — Нам главный врач этого веселого заведения невероятные истории о погибшем рассказывает.

— Интересно послушать, — хмыкнул Павел, садясь с краю длинного стола.

— Так вот, — продолжал главврач. — Помимо всех его заявлений об опасности, грозящей ему лично, он упорно твердил о вселенской угрозе всему человечеству. Его и доставили к нам не как обычно, — из вашего же ведомства к нам поступил, — нашли на вокзале в образе бродяги, оказался невменяем, без документов, только фамилию помнил — Алешковский, и все, даже имени… Нам его передали, мы пытались лечить. Вроде нормальный, тихий. А как начинал проваливаться в свои грезы, истерил бешено: надо убивать! Иначе убьют его! И всех убьют… Не буйствовал, но держали мы его отдельно.

— У вас многие больные пишут, рисуют? — спросил Павел.

— Мы даем карандаши, авторучки. Некоторые рисуют.

— Но вы знали, что Алешковский писал?

— Конечно.

— Вы читали это? — Павел тряхнул общей тетрадью.

— Заглядывал как-то. — Главврач со скепсисом улыбнулся. — Была в нем тяга к мессианству.

— Я о другом. Я читал кое-что из тетради. Если это писал Алешковский, то почему он считался больным? Абсолютная ясность изложения. Очень странно, знаете.

— Здесь у нас весь контингент странный, — непринужденно усмехнулся главврач.

— Ну что ж, спасибо, — решил закругляться Аксюшкин, видимо устав от больничного запаха. Повернувшись к Сережину, спросил: — Ты все там сделал?

— Вроде все. Опера еще суетятся, но, думаю, без толку.

— Хорошо. Тогда до свидания! Вынуждены вас покинуть. Работы много! — Аксюшкин пожал руку главврачу, и вся следственная гвардия оказалась в коридоре. Он толкнул Павла в бок: — Что скажешь?

— Начерно? Мужик больной, страдал манией преследования, разбил стекло, выпилил решетку и сиганул на твердую землю с пятого этажа. Только вот пилку оперативники никак не найдут.

— А, хрен с ней. Все просто. Сегодня же составь отчет по делу и закроем его как самоубийство, — решил Аксюшкин. — Я его включу в перечень раскрытых происшествий по горячим следам.

Они спустились по лестнице в вестибюль первого этажа, неторопливо вышли на улицу.

— Сколько у тебя до плана? — спросил его Павел.

— Три бытовухи желательны. До вечера далеко, что-нибудь случится — раскроем. Меня уже достали эти рейды.

Миша Соболев оглянулся на старинное пятиэтажное здание из красного глиняного кирпича, вслух прочитал вывеску: «Центр психического здоровья».

— Как заковыристо теперь психушки называют!

✽ ✽ ✽

Из психбольницы Павел поехал в управление писать отчет об успешном расследовании самоубийства. Соболев с оперативниками под руководством Аксюшкина помчались на новое дело — в одном из домов частного сектора в пьяной драке жена ударила ножом любимого супруга, слава богу, что не насмерть!

В родном кабинете за столом восседал напарник Петя Килькин и внимательно слушал песню на французском языке, изливавшуюся из динамиков радиоприемника, при этом делал какие-то пометки себе в тетрадку.