Боромир отодвинул полог из медвежьей шкуры, и в дупловорвался свежий утренний воздух. Тяжелые ночные запахи перепрелого деревакачнулись и, как донные рыбы, опустились, унося смутные видения и страхи.

Он высунул голову и, ослепленный ярким светом, задохнувшийсяобжигающим воздухом, недоверчиво всматривался в мир. На земле свежие оттискиволчьих лап, но это кто-то из своих, а вот на дереве напротив — следы когтейкрупной совы. Недобрый знак…

Кряхтя, он полез наружу. Воздух был свежий и влажный,утоптанная земля блестела росой. Деревья-великаны окружили исполинскую полянуплотной стеной. Ветви над ней переплелись, в темной зелени постоянношебаршится, шевелится, вниз то и дело падают чешуйки коры, листья, сыпятсяшерстинки и перья. Нередко, окровавленные.

За ночь землю кое-где вспучило, а у могучего дуба, где вдупле живет семья Годовита, даже пробился зеленый росток. Если не уничтожить квечеру, завтра война с Лесом будет куда труднее…

Дожили, подумал Боромир с облегчением. Самой большой заботойего племени было дожить до весны, до тепла, до солнца, которого никто изплемени не видел, но все знали, что с весны оно начинает прогревать деревья иземлю.

Из ямы, закрытой сверху стволами деревьев и пластами дерна,выползали голые дети Громобоя, старшего Охотника. За ними тянулся запахнечистот и вони, все в толстой корке грязи, с бледными лицами, красными глазамии распухшими кровоточащими деснами. Старшие были в лохмотьях перепрелых шкур,но с такой же засохшей кровью на губах, слабые, блеклые. Едва вылезли,расселись как воронята на длинной валежине, ослабелые ноги держат худо.

Кто покрепче, ковылял до Реки. Лед давно сошел, вода бежала,прыгая по камням, чистая как рыба, и дети, помогая друг дружке, переходили покамням на ту сторону Реки. Там просто Лес, предтеча неведомому Чернолесью, кудане ступала нога человека, и в этом лесу дети, не отходя от берега и не теряя извиду приметные деревья, рылись в ворохе прошлогодних листьев, находили плоскиестебельки лука, молодые листочки папоротника, крапивы, рвали и тут жестарательно жевали, чувствуя как живительные капли вливаются в ослабевшиетельца, поддерживают уже было затухшие искорки жизни. Как козы объедали молодыеветочки тальника и орешника, обагряя кровью из десен.

Самые живые из них первыми находили в кустах гнезда сяйцами. Такие же гнезда виднелись и на деревьях, но после мучительной зимы,когда большая часть детей погибала, никто из уцелевших не смог бы взобратьсядаже на похляпое дерево. А так торопливо выпивали яйца, и первая краскаприливала к щекам, а в груди наконец начинало стучать сердечко, совсем былозамершее за долгую зиму.

Домой возвращались, как и положено, не с пустыми руками.Каждый нес стебли едомой травы, корни принесут потом, когда окрепнут, старшиетащили даже сухие ветви, ибо живое дерево убивать не разрешают боги.

Боромир побрел, опираясь на резной посох, от дерева кдереву, бил посохом по стволам, те отзывались гулким звуком, а то и соннымиголосами. Грязные седые волосы волхва были перехвачены на лбу полоской кожи,борода опускалась до пояса, а толстая медвежья шкура свисала с плеч до земли.На поясе висел широкий кремниевый нож, но главным оружием Боромира был резнойпосох. Там сосредоточилась его мощь волхва, с его помощью он отгонял злыхдухов.

И сейчас не по-старчески острые глаза осуждающе осматривалидупла, землянки. Беспечны люди, беспечны! Супротив зверя любой выстоит, анезримому ворогу препон никто не ставит. Надо наложить заклятия, Враг недремлет, пролезает в любую щель!

Из дупла семьи Годовита донесся детский крик. Боромиростановился: строгость надобна, но зря детей сечь нельзя. Сегодня дети, завтраим кормить родителей, беречь покой. Должны знать, что мир строг, но справедлив.

— Ой, тятенька! — слышался голосок. — Ой, небуду!.. Медведь, косолапый медведь…

Боромир тут же зашагал дальше. Несмышленыш забыл новыйзакон, который намедни установили волхвы: не зови бера, а то придет, и когдаотец вернулся с охоты, наверняка выбежал с воплем: тятенька, а бера невстретил?

Как и все мужики в деревне, Годовит бера не боялся, еслиодин на один, в руке рогатина, а за поясом секира, но бер часто ходит ночью,пробирается к спящим через дупло, а кто живет в землянках, у тех разгребаетбревна на крыше. Бер легко душит лося и несет в передних лапах, среди зимыразгребает твердую, как камень, промерзшую землю, чтобы вытащить из норымышонка… Поэтому волхвы повелели называть бера медведем, косолапым, топтыгиным.Пускай спит в своем логове бера, берлоге, не догадывается, что говорят о нем!

Скорее бы шли годы, подумал Боромир тревожно. Старики унесутопасное знание в вирый или к Ящеру, родство с берами забудется, а внуки дажезнать не будут, что совсем недавно вышли из звериного мира. Надо лелеятьсолнечную каплю в сердцах, которую заронил бессмертный Род!

— Мир дому, — сказал он густым сильным голосом,медленно и опасливо спускаясь по земляным ступенькам, склизким от сырости, впросторную землянку старого Тараса. — Пусть Чур оградит тебя от Ящера!

— Слава Чуру и светлым богам, — прозвучал простуженныйголос.

В землянке влажно и жарко, посередке утоптанного земляногопола плоские камни, вбитые в землю, на них еще светятся багровым огнем крупныеугли. Зловещие блики прыгают по неровным стенам, из которых свисают засохшиекорни. Иные выпучиваются мощно и нагло, в них чувствуется шевеление, то лихолодные соки с силой прут из тайных глубин в толстые стволы, а оттуда к ветвями листьям, то ли крупные черви и жуки в тепле и безопасности жрут мощно, спешатвзматереть и наплодить потомство.

Древний дед Тарас сидел перед очагом, зябко вжимаясь спинойв теплую стену. На ногах короткая шкура бера, одной рукой Тарас пыталсянатянуть ее до подбородка, а другой нерешительно трогал последней щепочкойугли. Самый старый в деревне, он не умер потому лишь, что не решил, кем станет:домовым или лешаком. Добро бы в доме, за детьми нужен глаз да глаз, но всюнелегкую жизнь мечтал попасть к берегиням. Видел одну краем глаза в молодости,сердце зашлось, но семья, дети, хозяйство, некогда на небо взглянуть! Теперьвот-вот высвободится из дряхлого тела… но и душа, видать, постарела. И кберегиням охота, и не меньше в охотку кус жареной печеночки, что бросают в уголдомовому.

— Боромир, — спросил он осторожно, — а чтожрут лешаки? Ежели лягух или пиявок…

Боромир грозно сверкнул очами, с грохотом ударил посохом вдубовый пол:

— О чем мыслишь? Ты жив. Помогай светлым богам в борьбес темными! Вон у тебя дубина резьбой недоукрашена, охрой не расписана. Как безкрасоты воевать с Врагом? Лепота, Труд…

— Я помогаю, — перебил Тарас хриплым простуженнымголосом. — Только уже не боец. Бе… медведя голыми руками ломал, какмедовые соты, а теперя…