Антон Хохлов

Катунь

«Первым делом хочу рассказать то, как это всё началось. Жил я всегда спокойно, человек я простой, деревенский, мне многого не нужно. Выезжал из родной Катуни куда-либо редко, да и некуда тут особо, до города небольшого на машине часов шесть катиться, поезда ещё с перестройки чёртовой не ходят по линии нашей. Та самая холодная тёмная глушь, которую представляют недалёкие американцы при слове «Россия». Ну, что же, первые проблемы начались, как и по всей России, с распада Союза. Кризис мы как-то пережили, нас он не сильно затронул, летом же не сидели без дела. Что государству давали, а что себе по погребам прятали, позже вообще из Москвы по нашу душу приезжать перестали.

Так вот, в году 93-94 вылез откуда-то идиот проклятый, приехал к деду своему жить, гадёныш. Ходили слухи, что урод этот где-то в крупном городе в банде делов каких-то наделал, и теперь его грохнуть хотят, так он, щенок, сразу к деду убежал. Старик-то добродушный жутко был, дед Максим, вроде хороший, но как дети уехали, то загрустил. Бабки тоже скоро не стало, так совсем грустно ему стало. Жалко мужика-то! Ну вот, а приехал когда внучек то его, он и обрадовался сразу. Пацан то, Егор, оказался странным человеком. Весь мрачный да бледный, дрищ. Бродил он отдельно ото всех, дети наши чурались его, среди нас, взрослых, слушок ходил, что нарколыга он законченный. Да и сейчас, на деле-то, кажется, что он совсем не наркоман, а может и не человек даже. Нечисть какая-то небось. Ну, во всяком случае, пока от него проблем не было, только для нас, стариков да старух, лишний повод обсудить что-то, новостей-то не слишком много.

Ну так вот, прошёл год, и паренёк этот нашёл друга себе. Такой же не слишком общительный парень Ванёк, жил он на параллельной улице. Ну так вот, готовились мы во всю к Новому Году, как помню сейчас, к 1997. Так вот, недели за три до праздника пропали эти двое. Репутация этих парней не предполагала волнения за них, только родные их горевали жутко. Горевать-то долго не пришлось, через десять дней один из них, Егор, явился. Был он весь в снегу, исхудавший. Одежда вся была безвозвратно порвана. На куртке было пятно крови, так что все быстро поняли, куда делся Ваня. Дед Вани уже неделю назад начал терять волю к жизни, а сейчас вообще закрылся ото всех. На следующий день, 26 числа, слух по деревне прошёл, что Егор тот заболел сильно. Обычно, тогда все начинают охать да ахать, а сейчас наоборот, злорадствовали все, говорили, наконец-то, чтоб перестала мразь эта детей красть. Говорили, что вообще жрать перестал он. Днями видно его не было, а баба одна говаривала, что видала, что шёл этот урод куда-то часа в 2 ночи. Но пока спокойно всё было относительно.

Снова ужасы начались в канун Нового года. Тогда наши начали стучаться к деду. Не принято у нас Новый год в одиночку встречать ведь, вот и пошли мы к бедному старику. Через минут двадцать волнения у нас поднялись, не стукнул ли инфаркт у старика. Один наш молодой вскоре выбил окно и влез внутрь. Меньше минуты прошло, прежде чем он, сильный бесстрашный мужик, выскочил бледный от страха из того же окна. Тут уж совсем страх всех нас поджал, помню только, что кто-то изнутри дверь открыл, все зашли внутрь и в спальне нашли деда. Точнее, его останки. По всей комнате была разбрызгана кровь, а от самого старика остался лишь сломанный скелет. Девки наши сразу кто падал в обморок, кто, еле сдерживая подступавшую тошноту, убегал. Мужики же, побледнев, старались побыстрее убраться из дома.

Праздник шёл тихо, все были в шоке, аппетита особо не было. С этого проклятого дня и начались все кошмары. Следующим был убит и дед самого Егора. Сам же пацан, который, как не сомневались деревенские, и убивал всех, исчез в неизвестном направлении. С тех пор каждую неделю или около того начали исчезать люди. Началось всё с тех, кто жил на окраине деревеньки. Сначала Людка, потом Вовка со своим дедом Сергеем. И суеверные, и не очень, все отлично понимали, что это нечисть какая-то проклятая. Уже к середине января в ночи на улицу никто не выходил, да и днём тоже редко. Ночи стали тёмными, все задёргивали шторы и вырубали свет. Этого было достаточно, чтобы не стать пищей того, что бродит в тайге, но постоянно кто-то как-нибудь привлекал к себе внимание, то забудет выключить свет, то зашторить окна, то издаст какой-то громкий звук, который будет слышен на всю тайгу среди тишины ночной деревни. Быстро самые слабые отсеивались. Кто-то добирался до города, писал в Москву, но ничего не происходило. Шли месяца, неведомая напасть выкосила больше половины нашей деревни и перекинулась на соседние сёла. С месяцами были разработаны стратегии против этих существ. Половина пунктов списка были ничем не подтверждены, но всё же все они соблюдались с максимальной серьёзностью. Я, разумеется, тоже соблюдал все эти правила. Выходил-то я и так нечасто, а сейчас вообще только раз в недельку в местный магазинчик. Но однажды, ночью поздней, когда особо никто и не ходит, мне в дверь постучали. Прислушался, громкий стук такой, явный. Думал игнорировать его, да настойчивый такой оказался. У нас в деревне за несколько дней до этого мужик исчез очередной, дед Витька. Вредный был до чёртиков, вечно пьяный был. Речь его была засыпана всякими словечками противными, матерился через слово, всё время сплёвывал. Очень неприятный человек был. Ну вот, к двери подкрался, чтоб не услышали, а из-за двери слышен голос этого Витьки. Главное, что мы с ним были абсолютно не в ладах, ссорились постоянно, а прямо в соседнем доме жил его друг лучший. Да и говорил он странно уж слишком. Будто не понимая самого себя! Он хоть и старый пьяница был, но слова в предложения собирать ещё мог. Но голос его, заглушаемый время от времени порывами холодного ветра да еле пробивающийся через массивную дубовую дверь, был слишком уж странным. Ну вот, подумал я, что лучше ему сунуться к другу своему, но говорить ничего ему не стал, страшно ведь. Да и смутило, что вообще он смог выжить столько вне дома, да и сейчас он неясно как стоит