Owl Crank

Трусишка Ти

Самого маленького муравья в огромной семье ткачей звали Ти. Он пошёл в папу с мамой, только чуть рыжей многочисленных родственников, из-за чего все его звали Рыжиком.

Говорят, прадед Ти тоже был рыж и настолько отважен, что грозным криком: «Укушу!» — обращал в бегство полчища букашек, тучи козявок и жучков. Они с ужасом порскали в стороны: «Укусит, укусит, укусит…» Быть может, вы помните, как однажды ему пришлось даже оседлать и укротить гусеницу, чтобы вернуться домой до захода солнца. Об этом и о многом другом, вам расскажет любой.

Я же расскажу о том, как самый маленький муравей полюбил Ию. Его любовь не была бы особенной, необыкновенной, какой ни у кого и никогда не случалось, если бы не братец До.

Муравьи-ткачи вили гнёзда, похожие на большие зелёные шары. Самые крупные и сильные работники могли свести и подолгу удерживать целые веточки, пока портные сшивали листья. А внутри домиков всегда было чисто, свежо и уютно.

— Не вздумай выходить наружу без присмотра, — однажды тёмной претёмной ночью сказал братец До. Обрезал несколько нитей в полу и отогнул уголок листка. — Посмотри на реку.

— Водяные светлячки! — обрадовался Ти.

— Тише! — зашипел братец. Ловко вскарабкался к потолку и приоткрыл кусочек неба. Запрокинув голову, спросил: — Теперь понял?

— Нет.

— Как нет? — изумился До. — Это же звёздный король львов! Самое злобное существо.

— Из светлячков?

— Да нет же, — братец быстро сбежал вниз. Затравленно оглянулся, прижимая передние лапки к груди, и повторил: — Король львов. Кровожадное созвездие. Всю ночь высматривает добычу, а днём нападает.

— Как?

— В реке превращается в рыбу-брызгуна. Глаза большущие, жадные. Набирает за щеки столько воды, что становится похожим на луну. Выпрыгивает и смывает нас в реку могучей струёй. Потом ням-ням-ням.

— Ой, — выдохнул Ти и подтянул одеяльце из травинки до подбородка.

— Это ещё что, — пообещал братец. — В песке он устраивает ловушки, в которые падаешь прямо…

— На колючки?

— В гигантские жвала. Уродливый муравьиный лев хватает тебя и впрыскивает раскалённый яд.

— Не буду спускаться на землю, — заверил Ти. — Никогда-никогда.

Заметив, как он подтягивает одеяльце выше, До зашептал, дрожа усиками: — Ууу, не поможет.

— Почему?

— Он же звёздный, живёт на небе. Соображаешь?

— Нет.

— Эх ты, мелюзга. Летать он умеет. Сшиваешь себе беззаботно листочки. А лев фыррр, на лету клювом цап и ням-ням. Хотя ты маленький. Хватит и одного няма.

— К маме хочу.

— Тише! Король львов услышит, — предупредил братец, хихикнул и прыгнул в кровать. Через минуту он уже сладко сопел.

С того дня у Ти ужасно болели лапки — так он хотел шить, стать настоящим ткачом, но выйти боялся. Долгими ночами муравьишка смотрел в щель на отражение в воде звёздного льва и ронял горючие слёзы. Ронял молча, чтобы ни кровожадный зверь, ни братец не слышали. По этой причине он сшил себе из травинки плащ, чтобы быть не таким заметным.

Теперь Ти никогда не покидал домика, за что получил обидное прозвище Трусишка. Но всегда помогал: принимал зёрна, что приносили фуражиры, в одиночку перехватывал неподъёмные былинки. Нянчился с малышами, чинил хатку и снова бежал к входу.

Он должен брать самое тяжёлое. Он должен выматываться так, чтобы падать от изнеможения, чтобы было плевать на злого льва, который терпеливо выжидал его — маленького Ти.

Иногда он нарочно распускал швы там, где не могли увидеть, и тут же чинил, делая крепче, чем было. Вскоре Ти осмелел. Ползал по всему дому и подгонял листья так ладно, что лучшие мастера поглядывали друг на друга недобро: всяк норовил забрать Ти в свою бригаду. Но никакие уговоры на него не действовали. За порог ни шагу!

Вам приходилось когда-нибудь срываться с ветки дерева, выросшего до самого неба? Не раз, не два падать, а бесконечно? Нет?! — и не надо. Это очень необычное ощущение, когда от вас не зависит ничего. Рвёшься, дрыгаешь лапками, только разве ухватишь «ничто»? Устав сражаться с пустотой, летишь дальше притихший и ошеломлённый, всхватывая ртом воздух. Именно так почувствовал себя Ти, увидев, как парит на ветру, оседлав листик, чужестранка Ия.

Она управляла полётом с помощью шёлковых вожжей. Описав пируэт, гикнула и понеслась прямо на него. Кто-то завопил:

— Берегись!

Муравьишка изо всех сил дёрнулся. Даже вскрикнул от натуги. Оказалось, что едва пошевелился, и не вскрикнул — еле слышно просипел. Тут же в него вдарило, бросило в темноту. И всё.

А потом из-за края листа появилась её чудесная головка. Тихий голосок от тревоги подрагивал, будто травинка на ветру:

— Ты как?

Трусишка Ти попытался ответит бодро:

— Семь.

— Семь? — удивилась незнакомка.

— Больше?! — ужаснулся Ти.

— Пусть будет семь, — быстро согласилась она. — А что ты считал?

— Сколько падаю. Выдох — раз, ещё выдох — два, потом ещё выдох — три…

— Поняла-поняла, — отмахнулась летунья. — Помочь встать?

— А мы уже упали?

— Ага.

— Странно, — Трусишка Ти описал глазами круг, — я всё ещё падаю. И дышать тяжело.

— Сейчас я с тебя слезу… Легче?

— Да! Я Ти.

— А я Ия. Пока, Ти, — сказала она и упорхнула вглубь гнезда.

Трусишка склонил голову, вслушиваясь в себя. Чувство, будто он падает куда-то, пропало, но ощущение полёта сохранилось. Он никогда не чувствовал ничего подобного, потому подумал: «Надо же!»

Ти принял зерно, которое волокли сразу два брата, и задумчиво побрёл к складу. Наверное, казалось ему, так муравьи и умирают. Или не так. Но постоянно лететь в полном одиночестве в неизвестность мучительно. Вот если бы рядом была Ия и дом, который бы он для неё построил…

Ти осёкся: причём здесь Ия, и причём здесь дом? Ночью муравьишка долго ворочался, завидуя братцу, что засыпал, едва приляжет.

Снилось Ти, как он падает в львиную западню. Ия проносится на листике, пытаясь помочь. Они касаются друг друга едва, но она срывается. Муравьишка успевает её подхватить. И вот кружась, летят Ия и Ти в магический капкан, выложенный из светлячков. А потом оказывается, что они не падают, а взмывают к звёздам, к самому королю львов. Ти мечется, стремясь оборвать полёт. А крылья за спиной упрямо трепещут и трепещут. Не-е-ет!

Он приходил в себя медленно. Вроде просыпался, но мир снова отдалялся, ускользал. Наконец взгляд уцепился за тонюсенький лучик, за светлую росинку, которую тот пронзал. Кто-то нарочно прикрыл капельку так, чтобы ему глаза не резало. Ти стало приятно, потому он пробормотал:

— Спасибо.

— Не за что! — ответила Ия так звонко, что