* * *

Тело мертвого голубя пролетело в ночи и угодило Псине в лицо, а потом упало на землю, и холодные когти застучали по тротуару, когда птица покатилась на восток. Глаза, похожие на красных устриц, уставились в дальний конец переулка.

Четверо мужчин в отличных костюмах наблюдали за бродягой сквозь пар своего дыхания. Впереди группы стоял крупный чернокожий парень, врезавший по голубю так, словно это был футбольный мяч.

– Оставьте меня, на хрен, в покое, – заявил Псина, сидевший на шикарном куске картона.

В глазах чернокожего вспыхнул огонь, и пар окутал крупные ноздри его широкого, как у быка, носа. Возле его левого плеча стоял очень худой азиат с рябым лицом, на котором, казалось, отсутствовали мышцы, отвечавшие за улыбку.

– Где Себастьян? – спросил любитель попинать, подцепив левой ногой второй покрытый перьями труп.

Псина прижался спиной к стене.

– Я не знаю никакого Себастьяна.

– Врешь.

Огромный негр пнул голубя ногой. Псина попытался прикрыть рукой лицо, но голубиный коготь оцарапал его ладонь, и взъерошенные перья расчертили воздух, точно иглы, зашивающие ткань.

– Все в Виктори знают Себастьяна.

Внезапно в отсыревшем и сердитом содержимом черепа бродяги появилась мысль.

– Парни, вы из полиции?

Никто не ответил на вопрос.

– А вот еще один.

Чернокожий посмотрел на говорившего – рыхлого рыжего парня в мятой одежде и с печальными зелеными глазами. Перед его правым мокасином лежала расплющенная птица, похожая на мученика.

– Неплохо, – сказал негр.

– Я старался.

За долгие годы Псина видел много мертвых голубей на улицах Виктори.

Чернокожий натянул на свои огромные руки перчатки, наклонился и поднял мертвую птицу.

– Ты, наверное, проголодался? – спросил он, не спуская глаз с бродяги.

– Да пошел ты, ниггер!

В руках двух мужчин, стоявших за азиатом, материализовались пистолеты, а чернолицый здоровяк с трупом голубя в руках двинулся в сторону Псины.

– Белые бродяги ведут себя хуже всех, – заметил рыжий, разглядывая заусенец на пальце. – Я предпочитаю черных.

– И я, – поддержал его азиат с рябым лицом. – Как думаешь, почему?

– Ну… черный парень, ставший бездомным, принимает свое новое положение. Он смотрит на собственную жизнь и говорит: «Эта страна угоняла в рабство, заковывала в цепи и заставляла работать мой народ. Теперь я свободен и отказываюсь на нее пахать. Эта страна мне должна – за годы угнетения, дерьмовые места в автобусах и тысячу других несправедливостей, – и я буду всю жизнь собирать долги».

– Возмещение убытков?

– Вот именно. Но бездомный белый парень – совсем другое дело. Тут ни о каких убытках не может быть речи. Родители думали, что он пойдет в колледж, и он так и сделал. Может быть, даже степень получил. Но вот он сидит на улице, напивается, гадит в штаны и думает: «И как я оказался среди этих ниггеров?»

Огромный негр встал перед Псиной. Мертвый голубь с раздувшимся от разложения животом и торчащими во все стороны перьями болтался перед лицом бродяги.

– Где Себастьян? – Футболист развернул кисть, и труп начал раскачиваться. Как маятник. – Скажи мне, или для тебя начнется День благодарения, часть вторая.

Псина не любил черных, и они отвечали ему тем же. Он всячески старался избегать контактов с темнокожими бродягами, выбирая окраины Виктори, где мог поправить себе настроение и мирно нищенствовать.

– Где? – Глаза большого чернолицего были маленькими и безжалостными.

У Псины не было друзей, но имелся один знакомый, который давал ему бухло за доставку пакетов и слежку за разными людьми. А бывало, что он стоял для этого человека на стреме. Звали щедрого знакомого Себастьян Рамирес, и бродяга не собирался рассказывать про доброго самаритянина какому-то ниггеру в пиджаке.

– Я не знаю, кто…

Коленная чашечка негра врезалась в грудь Псины. Он закричал, и тут же дохлая птица заткнула ему рот.

– Лжец, – сказал чернокожий мужик.

Труп голубя имел вкус грязи и перьев, а его клюв поцарапал Псине нёбо. Бездомный безрезультатно пытался оттолкнуть сильные руки обидчика.

Однако вскоре чернокожий громила и сам убрал голубя.

Кровь наполнила рот Псины и потекла по подбородку тонкой алой струйкой, похожей на змеиное жало. Испуганные больные глаза смотрели на мучителя.

– В следующий раз я засуну его поглубже, – пообещал негр.

– Тебе лучше ему поверить, – посоветовал рыжий.

Рябой азиат наблюдал за происходящим с легкой заинтересованностью.

Псина сплюнул кровь.

– Его здесь нет.

– Куда он пошел?

Бродяга не хотел злить Себастьяна, даже несмотря на то что ему грозили засунуть в рот мертвую птицу.

– Пошел в задницу, ниггер, – сказал он.

– Он снова принялся за свое, – заметил рыжий.

Азиат лишь пожал плечами.

Чернокожий тип нахмурился и снова врезал Псине коленом в грудь, но теперь вложил в удар еще и вес своего тела. Бродяга закричал, и голубь вновь заставил его смолкнуть. Соленая бусина левого глаза птицы скользнула по языку, давление на грудь усилилось, и ребро, когда-то сломанное бандой хихикающих черных подростков, треснуло в третий раз за три года. Псина попытался закричать, но ему мешали перья.

Рыжеволосый парень зевнул и посмотрел на азиата.

– Что следует подавать с индейкой?

– Потроха.

– Кажется, сейчас они появятся.

– Только не на мои туфли, – сказал негр, убрав птицу.

Псина повернул голову, и его вырвало на асфальт желчью с попкорном.

Рыжий посмотрел на своего напарника-азиата.

– Никогда не понимал, кто может такое есть.

– Ну, теперь тайна раскрыта.

– В следующий раз птица отправится до самого конца, – предупредил мучитель. – Где Себастьян?

Псина сплюнул на асфальт и вытер бороду тыльной стороной ладони.

– Он пошел в…

Вспыхнула молния.

Рыжеволосого развернуло на девяносто градусов, он упал на землю, зажав рукой левое плечо, и только в этот момент прозвучал выстрел. Азиат оттащил раненого напарника за мусорный бак, а большой черный и их четвертый дружок прижались спинами к стене и выхватили пистолеты.