Карина Дёмина

Танго на цыпочках

Год 1664

Старый костел страдал от холода и сырости, и, если с холодом каменные стены кое-как справлялись, то коварная влага так и норовила испортить роскошное убранство — золоченая лепнина покрылась тонкой пленкой плесени, на белоснежных стенах расцвели пятна, нарядный бархат обвис грязной тряпкой, а лицо Святого Петра изуродовала трещина. Жалко. Видно, придется менять статую, где теперь отыскать такого мастера, чтобы деревянный старик вышел почти как живой, с грустным лицом и скрюченными болезнью руками. Вайда любила Святого Петра. С самого детства она привыкла рассказывать молчаливому святому обо всех своих горестях и обидах, о том, как Боженька призвал родителей с Царствие свое, о том, как грустно живется в этом огромном поместье, где каждый занят своим делом, и никто не хочет играть с маленькой сиротой, как суров пан Януш, старый хозяин, как равнодушен Богуслав, его сын, как набожна немка Каролина, жена Богуслава… Деревянный Петр надежно хранил немудреные девчоночьи секреты, а вот теперь треснул и его, скорее всего, выбросят вон.

Как и саму Вайду.

— Матерь Божья, Пресвятая дева Мария, смилуйся надо мною, грешной, — девушка крестилась, не смея поднять глаз, ей казалось, будто все святые смотрят на нее с укоризной. Не имеет она права молить о снисхождении, да что там молить, она не имеет права даже на то, чтобы ступить на порог этого храма.

«Грешница, — одна единственная мысль билась в голове, — великая грешница». И нет ей прощенья, сколько не молись, ибо Вайда опозорила не только себя, но и весь славный род Камушевских. Не сиротку пригрел Януш — змею подколодную, на доброту предательством отвечающую.

Двенадцать лет росла Вайда под надежным крылом рода, двенадцать лет ее кормили, поили, одевали, и расцвела девушка красотою необыкновенной, даже Каролина, которая ничего, кроме Библии не замечала, и та сокрушалась: дескать, не Богом красота сия дана, от Диавола идет, чтобы искушать сердца людские.

Может, оно и так было, много ли радости с той красоты? Горе одно.

Сначала Богуслав, после смерти отца ставший хозяином поместья, задумал дурное — пожелал с женой, Богом данной, развестись да с Вайдой обвенчаться, и Каролина возненавидела девушку, не смогла простить той, ни предательство мужа, ни утерянную молодость, ни свою бездетность. Шипела Каролина, ругалась по-немецки, бегала к старухе-знахарке, что у леса обитает, за землей кладбищенской, чтобы Вайду со свету сжить, а, когда не получилось, прокляла разлучницу.

Сбылось проклятье.

— Едуть! — Звонкий мальчишеский крик разрушил хрупкий покой старого костела. — Паненко, едуть! — уже тише повторил паренек и, сообразив, где находится, бухнулся на колени.

— Далеко? — Спросила Вайда, слезы на глазах высохли сами собой. Поздно плакать.

— Так с Погорья гонец прискакал! — Мальчишка шмыгнул носом и покосился на деревянные фигуры в глубине храма, небось, станет потом рассказывать, как хорошо в костеле. Погорье… Это ведь совсем близко. Дрожащей рукой девушка отряхнула подол платья. Что ж, молитва не принесла облегчения, но прятаться Вайда не собиралась.

От судьбы не спрячешься.

Все было готово к приезду князя, замок словно очнулся ото сна, ожил, обрадовался, подобно тому, как старый верный пес радуется возвращению хозяина. Да только не было людям дело до той радости, в замке князя боялись, ибо нрав у него был отцовский — дикий, неистовый, потому и прозвали князя Туром. Вот и поглядывал дворовый люд на Вайду с сочувствием — не для кого уж не было секретом, что Богуслав, которого жена так и не порадовала к тому времени наследником, задумал просить у епископа разрешения на развод с немкой и венчание с юной красавицей. И вот Вайда понесла — и понесла не от князя. Жалели люди девушку, лишь одна Каролина не могла, да и не хотела скрывать своей радости. Не станет теперь князь развода добиваться, не станет жену законную позорить…

Богуслав влетел во двор замка, и Вайде показалось, будто сам Диавол явился по душу ее. Вороной Каян, княжий любимец, за которого Богуслав серебром по весу платил, задыхался от быстрого бега, тонкие ноги дрожали, а с черных, точно уголь, боков, падала кровавая пена — не пожалел коня князь, значит, и Вайде не стоит ждать прощения.

— Кто?! — От рева Богуслава вздрогнули каменные стены, но Вайда лишь покаянно опустила голову.

— Не гоже на люди сор выносить. — Тактично заметила Каролина, князь лишь заскрежетал зубами, алая пелена гнева застилала разум, мешала думать.

— Вон! Все вон!

Не нашлось человека, который осмелился бы ослушаться князя, двор опустел, и лишь обиженные лиловые глаза Каяна следили жестоким хозяином.

— Кто? — Повторил вопрос князь, и у Вайда против воли из глаз посыпались слезы.

А Каролина улыбается, тени скользят по костлявому лицу, гладят впалые щеки, нежно касаются тонких губ и стыдливой вуалью прикрывают волосы, щедро посеребренные сединой. О, сколь же ненавистно Вайде это лицо, и взгляд тяжелый, словно буро-зеленый валун, торчащий посреди двора.

Холодна Каролина, Библию в руках сжимает, а о милосердии и слыхом не слыхивала.

— Муж мой. — Но вот голос у нее красивый, теплый, словно солнышко в верасне, да только обманчиво то тепло, чуть зазеваешься, и застудит, заморозит до лихоманки.

— Если муж мой, — настойчивей повторила Каролина, — уделит мне одну минуту, я буду безмерно счастлива…

— Кто?! — Князь больше не кричал, но от его спокойствия становилось лишь страшнее.

— Адам, — ответила Каролина. — Сын Яна.

— Это правда?

Вайда молчала, да и что она могла сказать? Князь не станет слушать про то, как сладостно замирает сердце, предвкушая встречу с любимым, как весело и беззаботно поют соловьи, как одуряющее пахнет ночной воздух, а похожая на огромную жемчужину луна сама просится в руки.

Адам обещал подарить весь мир, вместе с луной, звездами и сказочно-прекрасным лесом, но, когда Вайда понесла, испугался. Сбежал в отцовское имение, надеясь там спрятаться от гнева князя, переждать грозу, но не вышло. Спустя три дня холопы Камушевского прямо в имении до смерти забили плетьми Адама — сына жмудского панцирного боярина. Старого Яна, пытавшегося вступиться за сына, князь зарубил лично.

А Вайду с того самого дня, как Богуслав вернулся в замок, больше никто и не видел, одни люди поговаривали, будто бы девушку князь отвез на болото, да и бросил там, другие — считали, что во гневе зашиб Богуслав несчастную, третьи про монастырь твердили, правду знала лишь Каролина, да еще вороной тонконогий Каян…

Доминика

Вы