как моя сестра с рождения положено любить французскую или, на худой конец, итальянскую кухню, а никак не щи с салом. Опустившись на пол рядом с холодильником, я заревела.

Мой дневничок.

Снова могу жить! Это чудесно! Непередаваемо! Неописуемо! Алик, умничка, был прав. Главное, не увлекаться, тогда все будет в порядке. Буду использовать время от времени, когда совсем туго станет. До сих пор поверить не могу, что я на это решилась. Тимур, если узнает, разорется. А, плевать, пусть катится ко всем чертям, я уже взрослая, знаю, что делаю. Салаватов мне не указ.

Но Алик, Боже мой, Алик просто чудо! Спаситель. Я уже реально думала, что еще немного и крыша поедет от тоски. Одна сигаретка и тоску как рукой сняло! Теперь во мне столько энергии, могу работать сутками. Вчера вот написала "Рай". Кому сказать, что я видела его собственными глазами — не поверят. Ну и пускай думают, что я талантливая, тем более, это правда.

Ника снова на тройки съехала, кто бы знал, как мне надоело возиться с этой малявкой. Она простейших вещей не понимает, а еще в медицинский собралась. Училище — вот ее потолок. Репетиторов нанимать не стану, и без того с деньгами напряг, пусть сама выкручивается, благо, учебников хватает, а вот мозгов нет. Впрочем, это ее проблемы.

Мой рай черного цвета. Это бездна и живое время, точнее сердце, которое бьется и Вселенная отвечает ему, роняя звезды-бабочки на землю. Написала и поняла, какая это чушь. Не умею словами описывать, другое дело краски, там сразу все понятно. Алик сказал, что я талантище. Один он способен оценить мои работы, Тимур вертит носом, Ника восхощенно повизгивает, хотя не способна отличить портрет от пейзажа, остальным главное выпить да пожрать на халяву. Алик — другое дело, если бы он, а не Салаватов замуж позвал, пошла бы, побежала бы на край земли. Но Алик слишком ценит свою свободу, чтобы привязывать себя к другому человеку. Жаль. А, с другой стороны, я ведь тоже остаюсь свободной. Я могу летать.

Я летала. Вчера.

Тимур.

Дорога до квартиры заняла целую вечность. Салаватов брел, настороженно вглядываясь в лица прохожих: а вдруг она снова появится, вдруг не сбежит, а дождется его, скажет… Скажет: "Найди его". Найди, найди, найди. Гадкие слова молоточками стучали в висках. Наверное, со стороны он был похож на пьяного, Тимур иногда ловил на себе взгляды, полные пренебрежения, сочувствия либо брезгливости. Но шкура за годы отсидки порядком огрубела, и плевать Салаватов хотел на взгляды. Дважды останавливал патруль, но, слава богу, дело ограничивалось строгим внушением.

У собственного подъезда внезапно одолел приступ робости. Каково там, в квартире? Пыльно, наверное, и жарко, как в печке. Или, наоборот, холодно, несмотря на июль. Ожидания оправдались. И пыльно, и пусто, и жарко. Тимур распахнул окно, пусть застоявшийся, мертвый воздух сменится уличным, вонючим, но живым. Похоже, скучать не придется, тут еще чертова уйма дел. Главное, квартира цела, не продали, воспользовавшись отсутствием хозяина, не обнесли, правда, выносить там особо нечего, но все же. И тайник цел целехонек, его Тимур еще при Союзе сделал, когда валютой занимался, да и после скоропостижной кончины великой империи тайничок использовал, банкам не доверяя. Вот и пригодилось, с банком его еще не известно, как дела обстоят, а в тайнике доллары шесть лет спокойненько пролежали, и еще столько же лежать могли.

Нет уж, хватит с него и одной ходки.

Письмо пришло на следующий день. Салаватов проспал до обеда, не оттого, что так уж утомился, прибираясь в квартире, а оттого, что мог себе позволить валяться хоть до обеда, хоть до ужина, хоть до третьего пришествия. Но, в конце концов, голод взял верх над ленью, и Тимур не только встал, но и сходил в магазин. А, возвращаясь, заглянул в почтовый ящик и обнаружил там письмо. Белый конверт, без обратного адреса, пахнет так… знакомо. Этот едва уловимый аромат прочно ассоциировался в сознании с Ларой. Ее духи, любимые, как же они назывались?

"Черная магия"

Конверт Тимур положил на кухонный стол. Не станет он открывать, все равно там ничего хорошего. Вот возьмет и выбросит. Только поест сначала, ведь желудок прямо воет от голода. Закрыв глаза, Салаватов представил, как сейчас нальет большую кружку холодного молока, а свежий хлеб солью посыплет… Вкуснотища. Но чертов конверт самим фактом своего существования умудрился испортить завтрак. Молоко по вкусу не отличалось от воды, а хлеб был не таким, как раньше. Это из-за конверта. Тимур понял, что умрет, если не прочтет письмо.

Аккуратно, чтобы не повредить послание, он разорвал пахнущий "Магией" конверт. Итак, же она написала?

"Мне так плохо без тебя "

— Мне так плохо без тебя, — повторил Тимур. — Если бы ты знала, как мне плохо без тебя.

И, скомкав бумагу, Салаватов швырнул ее в мусорное ведро: с глаз долой — из сердца вон. Можно будет убедить себя, что ничего такого и не было. Показалось. В очередной раз показалось, ему ведь часто снилась Лара, так что ж тут странного, что он и наяву стал бредить.

Доминика

Суп я, после непродолжительного раздумья, съела. Ну а что с ним еще прикажете делать? Не выливать же. Вкусный оказалсяю; совсем, как раньше: капусточка нарезана тоненько-тоненько, картошечка квадратиками, а лука нету, Лара лук на дух не выносила, ни сырой, ни жареный, ни пареный, поэтому я получила очередное подтверждение своей бредовой гипотезе. В квартире была Лара. Да, дико звучит, но ведь случается же такое, что мертвые навещают живых. Она просто очень сильно любит меня, оттого и явилась поддержать в тяжелый момент. От этой мысли на душе стало радостно и спокойно, я ведь знаю — Лара не причинит мне вреда.

И бросив письмо в Тимуров почтовый ящик, я на крыльях понеслась домой — а, вдруг, получится увидеть ее? Мне столько нужно рассказать. В квартире снова пахло духами, Ларина любимая "Черная магия". Я сегодня тоже купила, специально для письма. Он вспомнит, должен вспомнить. Жаль, не увижу его лица. Испугается? Выкинет? Может, разрыдается, раскаиваясь в содеянном? Но поздно, мне не нужно раскаяние!

Сегодня Лара оставила на столе открытую пачку томатного сока, она признавала только такой. Я даже в стакан наливать не стала, пила прямо из пакета. Сок был холодный и вкусный, от нахлынувшего счастья закружилась голова, и, не в силах справится с эмоциями, я закружилась по комнате. Стоит ли горевать, когда мир удивительно прекрасен?

— Конечно, не