У меня есть роковой изъян, и мне хотелось бы думать, что он не чужд всем людям. По крайней мере, мне от этой мысли становится легче, когда я занимаюсь писательским трудом. Обычно я приписываю своим персонажам какие-то пороки и привязываю к этому все, что с ними происходит. А конкретнее – привязываю к тому, что они научились делать, чтобы защитить себя, и теперь не могут отпустить старые привычки, даже когда те перестают служить им.

Например, в детстве вы не очень-то контролируете свою жизнь. И поэтому, чтобы избежать в жизни разочарований, вы учитесь никогда не спрашивать себя, чего вы хотите в действительности. И это продолжается довольно долго. И только осознав, что вы не получили чего-то, а тяжеловато получить «то-не-знаю-что», вы в итоге мчитесь в автомобиле по шоссе своей жизни к пункту кризиса среднего возраста с чемоданом, полным наличных, и недавним знакомым Стэном в багажнике.

Может быть, ваш роковой изъян в том, что вы не используете поворотники? Или, может быть, вы, как и я, безнадежный романтик? Вы просто не можете перестать рассказывать себе историю своей жизни. Ту самую, которая идет в комплекте с мелодраматическим саундтреком и золотым светом солнца, пронзающим окна автомобиля.

Все началось, когда мне было двенадцать. Родители усадили меня, чтобы рассказать новости. Именно тогда мама узнала свой первый диагноз – подозрительные клетки в левой груди. Она так часто говорила мне не волноваться понапрасну, что я начала подозревать, что эти слова предназначались исключительно для меня и ни разу не были правдой. Моя мама была слишком уж… веселой и оптимистичной, всячески старалась не выглядеть беспокойной. Я тогда впала в ступор, опасаясь, как бы не сказать чего лишнего, чтобы не сделать хуже.

Но тут мой отец – известный книжный червь и домосед – совершил нечто неожиданное. Он встал, взял нас – меня и маму – за руки и сказал: «Знаете что…Нам нужно срочно избавиться от дурных предчувствий. Нам нужно хорошенько потанцевать!»

В нашем пригороде не было много клубов, только посредственный стейк-хаус с пятничной вечерней кавер-группой, но мама загорелась так, будто он только что предложил взять частный самолет до Копакабаны.

На ней было блестящее желтое платье и пара металлических сережек, которые поблескивали и колыхались в такт ее шагам. Папа заказал двадцатилетний виски для себя с мамой и безалкогольный коктейль «Ширли Темпл» для меня. Мы втроем кружились и подпрыгивали, пока у каждого из нас не закружилась голова. Мы хохотали до упаду, а мой всегда сдержанный отец подпевал под молодежную композицию в исполнении Brown Eyed Girls[1] так, как будто он один в зале.

А потом, уставшие и измученные, мы забрались в такси и поехали домой в тишине. Мама и папа крепко держались за руки, склонившись друг к другу на соседних сиденьях. А я, прислонившись лбом к стеклу, смотрела на мерцающие уличные фонари и думала: «Все будет хорошо, у нас всегда все будет хорошо».

И в этот момент я поняла главное. Когда весь мир кажется тебе темным и страшным, только любовь может увести тебя в мир танцев, только смех может снять часть боли, только красота может пробить броню твоих страхов. Именно тогда я и решила, что моя жизнь будет всем этим полна. Причем не только для меня, но и для мамы, и для всех остальных, кто вокруг меня.

В этом отныне и будет заключаться моя цель. Будут и красота, и свет свечей, и «Флитвуд Мэк», тихо играющая на заднем плане.

Дело в том, что я начала рассказывать себе эту красивую историю о своей жизни, о судьбе и о том, как все складывается, довольно давно, и к двадцати восьми годам моя история действительно стала идеальной.

В ней были и идеальные (разумеется, без рака) родители, которые звонили мне несколько раз в неделю, и их посиделки с вином в компании друг друга. Был и идеальный (романтичный полиглот ростом под два метра) бойфренд, который работал в реанимации и знал, как приготовить кок-о-вен[2]. Идеальная, хоть и не новая шикарная квартира в Квинсе. Идеальная работа, которая позволяла мне называться писательницей. Писала я для издательства «Сэнди Лоу» романтические романы, вдохновленные идеальными родителями и идеальным парнем.

Вот такая совершенная жизнь.

Но это была всего лишь выдуманная история. Поэтому, когда в сюжете жизни появились такие зияющие дыры, через которые стала видна неприглядная реальность, все рухнуло. Так устроены все романтические истории.

Все пришло к тому, что тогда, в свои двадцать девять лет, я чувствовала себя несчастной, опустошенной, разоренной и очень одинокой. Даже вид великолепного дома на озере в штате Мичиган, к которому я подъезжала, вызывал у меня тошноту. Грандиозная романтика всей моей жизни перестала служить мне, но мое роковое нежелание воспринимать реальность все еще было на страже, сидя рядом со мной в моей помятой «Киа Соул», и рассказывая о том, что произошло:

Январия Эндрюс таращится в окно машины на мрачное озеро, бьющееся о темный берег. Она пытается убедить себя, что приехала сюда не по ошибке.

Но это определенно была ошибка, хотя лучшего выбора не было. Вы ведь не откажетесь от бесплатного жилья, когда вы на мели.

Я припарковалась на улице и уставилась на огромный фасад коттеджа, на его сверкающие окна и сказочное крыльцо, в окружении пушистой травы, танцующей на теплом ветру. Затем сверила адрес в своем GPS-навигаторе с написанным от руки на брелке, висящем на ключе от дома. Все было в порядке.

На минуту я замешкалась, как будто меня мог унести астероид Судного дня, стоит мне выйти из машины. Затем глубоко вздохнула и вышла, немного поборолась со своим переполненным чемоданом, засунутым на заднее сиденье вместе с картонной коробкой с бутылками джина.

Откинув с глаз прядь темных волос, я рассмотрела васильковую черепицу и белоснежную отделку. «Просто представь, что ты на Airbnb»[3].

Тут же в моей голове промелькнуло и воображаемое описание с сайта:

Коттедж с тремя спальнями и тремя ванными. Уютно устроился на берегу озера. Полон очарования и доказательств того, что твой отец был негодяем, а вся твоя жизнь была пронизана ложью.

Я начала подниматься по ступенькам, вырубленным прямо в травянистом склоне холма. Кровь гулко пульсировала у меня в ушах, а ноги дрожали, предвкушая момент, когда разверзнется адская бездна и мир вокруг меня рухнет.

Но мир вокруг меня уже рухнул. Это случилось в прошлом году, и если уж не убило меня тогда, то и сейчас уже не убьет.