— Хотите слямзить мои бабки? — шипела посетительница, щуря глаза от злобы. — Не выйдет!

Раздрай — это когда хочется одного, требуется другое, а делаешь вообще черт-те что. Именно в таком раздрае страховой агент Надежда Кузнецова и пребывала, глядя в перекошенное злобой лицо собеседницы. Хотелось — плюнуть и уйти, надо было — очаровывать, а приходилось — оправдываться. За приотворенным окном офиса страховой компании нежилась в погожем октябрьском деньке Москва, тихо роняющая остатки желто-рыжей листвы. А среди стильной обстановки комнаты для переговоров бушевала склочная декабрьская вьюга.

Кузнецова умела нравиться всем. Ее вид говорил любой потенциальной клиентке: «Да, я в хорошей форме. И если ты меня послушаешь, если дашь поделиться уверенностью, то будешь смотреться и жить гораздо лучше!» Рослая — метр семьдесят семь, Надежда Георгиевна и в свои «чуть-чуть за 30» сохранила прекрасные густые темно-рыжие волосы, тугую шею, высокую грудь и крутые бедра. Все эти прелести оттенял строгий, но ладно сидевший темно-синий костюм. Внешность играла существенную роль в профессии Кузнецовой, а профессия была для нее на втором, после любви, месте. Поэтому, стараясь быть для всех своей, Надежда научилась вести себя так, что небогатые клиенты замечали в ее одежде и украшениях только вкус, а состоятельные — еще и цену.

Что же взбеленило посетительницу? Возможно, одна особенность Кузнецовой, иногда создававшая ей проблемы. Ее яркие широко расставленные изумрудные глаза смотрели на собеседника слишком внимательно. Люди чувствовали, что Надежда «читает» их характер. Страховой агент должен это уметь. Работа такая. Но далеко не всем нравится, если другой знает, что у тебя «под переплетом».

Вероятно, скандальная посетительница предпочитала, чтобы ее и встречали, и провожали по внешнему обрамлению. Оно было шикарно: одна накинутая на плечи шубка из золотистой норки стоила тысяч пять, а рубиновое колье, почти горизонтально лежащее в вырезе сиреневого костюмчика «от Версачи», тянуло вчетверо больше. Броская дамочка: не старше 27 лет, стройная, с огромными карими глазищами и припухлыми откровенными губками. При весьма искусном макияже. Однако по остекленевшим от злости глазам, по рукам, суетливо теребящим сумочку, заметно: сама она свою жизнь счастливой не считает. Мается, вымещая тяготы на тех, кто по службе обязан терпеть.

— Знаешь, что я могу вас тут всех прогнуть?! Знаешь, какие у меня адвокаты? — тихо и от этого еще противнее шипела красотка.

Обычное дело: человек сбрендил от нечаянного богатства. Потому и шубка не по погоде, и злость невпопад. Это наркотик такой — сила больших денег. Их обладательнице так хочется, чтобы перед ней унижались, что мысли не допускает: и у простого страхового агента могут быть доходы, которые позволяют иметь собственное достоинство.

Кузнецова не настолько нуждалась в заработке, чтобы стелиться перед кем бы то ни было. К тому же она знала, что ее любят, а это всегда придает уверенности. Вспомнив о своем возлюбленном Олеге, Надежда ощутила прилив терпения. В конце концов, если кому-то хочется за свои деньги сорвать зло на обслуге, то почему бы и нет? Все мы немного стервы. Но когда ты клиентка — я терплю, а я буду клиенткой — ты потерпишь. Будем в расчете. Люди должны друг другу помогать.

Но дамочке в шубке сдержанность Кузнецовой успокоиться не помогла. Напротив, злила еще больше. Обидно, если ты психуешь, а тебя не боятся.

— Лучше по-хорошему скажи, — давила визитерша, — от меня никакая крыша не спасет!

Еще только двенадцать без десяти, а день у Кузнецовой уже явно не заладился. Час назад, приехав в офис — агенты свободно распоряжаются своим временем, и Надя часто пользовалась этим, чтобы отоспаться, — она обнаружила, что забыла дома пейджер. Одно это способно испортить настроение. Пейджер, избавлявший от необходимости давать домашний телефон клиентам, был самой важной частью служебной экипировки. Кто знает, какие сейчас на него идут сообщения? Всегда, если пейджера не было под рукой, Кузнецовой казалось, что именно в этот миг ее ищет самый выгодный клиент.

Вернуться домой за приборчиком означало потерю не менее двух часов и плохую примету. Что весьма существенно, поскольку после обеда Надежде предстояли важные переговоры. Они могли дать комиссионные, достаточные для ремонта родительской дачи. И вот, вместо того чтобы основательно настраиваться на работу, Кузнецовой приходится терпеть вульгарные наскоки:

— Я все равно узнаю… Но уж тогда — берегись, сучка!

Чем страшнее старалась показаться дамочка, тем больше ее было жаль. Пугают-то чаще всего от испуга. Но и сочувствуя, Надежда не в силах была помочь. Ибо посетительница жаждала невозможного. Она требовала рассказать: когда, как и на сколько застраховался у Кузнецовой ее муж, Ряжков Павел Борисович. Однако удовлетворить ее любознательность Надежда не могла. Даже если бы дамочка ей понравилась. Даже если бы у той хватило ума быть повежливее с теми, в чьих услугах она нуждалась.

Страховой агент помалкивает о клиентах по многим причинам. И ради профессиональной этики, и ради тайны личных коммерческих операций, и чтобы не влезать между мужем и женой… Впрочем, жизнь есть жизнь. Если умело и тактично подойти, то все решаемо. Разжалобить можно любого, а Кузнецова по складу души неустойчива к просьбам о помощи. Но в данном случае сохранить чужую тайну ей оказалось очень легко. И не только потому, что отказать легче, когда на тебя бесцеремонно давят. Главная причина Надиной скрытности заключалась в том, что она уже заглянула в свой ноутбук.

Никакого Ряжкова среди ее клиентов не было.

Надежда так и отвечала с улыбкой, еще проникнутой остатками врожденной женской солидарности. Она ни о каком Ряжкове понятия не имеет. Бывает. Есть на белом свете люди — как ни трудно в это поверить, — о которых Кузнецова не знает. Им не повезло, но уж таков мир. Несмотря на всю чистосердечность Надиного желания успокоить посетительницу, та ей так и не поверила.

— Темнишь? — прошипела она на прощание. — И не надейся заработать на его трупешнике! Сама ляжешь рядом с ним!

Так они расстались, а через несколько минут Надежда увидела в окно, что супруга неведомого Ряжкова уселась за руль серебристого «BMV» и отъехала. Могло быть хуже. Некоторые стервы не успокаиваются, пока не устроят истерику начальству. По поводу, например, мнимой грубости агента. К служивому человеку так легко придраться. Руководство компании Кузнецову знало и ценило. Никто, конечно же, не поверит, что она могла нахамить. Однако поскольку большинство начальников — мужики, надеяться на их здравый смысл не приходилось. Каждый из них не раз обжигался на так называемой женской нелогичности. Поэтому правило нерушимо: если клиент недоволен, виноват тот, кто его обслуживал. Кузнецову могли вздуть просто ради того, чтобы потешить самолюбие потенциальной клиентки. Потом бы посочувствовали, но сперва — обругали.