Ирина Кассатенко

Сказка о Денежке

Как-то раз, в канун Рождества, потому что такая необычная история может случится только в такое волшебное время, в одном кошельке встретились три денежные купюры: пять, десять и двадцать долларов. Хозяин кошелька летел на самолете из Канады в Россию отпраздновать Новогодние праздники со своими родителями. Путь был неблизким, и купюры от скуки вначале познакомились, а потом и разговорились.

– Меня зовут Денежка! – представилась 10-долларовая купюра, улыбнувшись. Попутчицы тоже улыбнулись такому немножко детскому и слегка старинному имени. Но у неё не только имя было странным, она и выглядела не вполне привычно для типичной и приличной канадской банковской купюры. Она была слегка помятой, на её тыльной стороне виднелись полустёртые цифры, написанные красными чернилами, один угол был аккуратно подкреен прозрачным скотчем.

– Ты, видать, повидала на своем веку немало, – ухмыльнувшись заметила Двадцатка.

– А сколько Вам лет? – с уважением к возрасту и потёртости спросила похрустывающая своей новизной Пятёрочка, которая всего-то три недели назад сошла с конвейера и кроме банка и этого кошелька ещё толком ничего не видела.

– Ты знаешь, я не такая уж старая, как кажусь, – усмехнулась Денежка, – просто жизнь моя была богатой на приключения.

– Расскажи! – почти в один голос воскликнули Пятёрочка и Двадцатка.

– Ну, что ж, расскажу и с удовольствием! – устроившись поудобнее, начала Денежка.

Родилась я на специальном заводе, как мы все (не считая фальшивых). Честно скажу, всё что я помню об этом месте – это гул, запах краски и длинный конвейер. А потом меня плотно упаковали вместе с сотней моих сестёр и перевезли в банк на инкассаторской зарешёченной машине. Мы все лежали в сейфе и мечтали о том, как мы попадём в большой мир. Что мы будем помогать людям, реализовывать их мечты, спасать больных, кормить голодных и дарить подарки детям.

Первая семья, в которую я попала была очень шумной, и, мягко говоря, не очень аккуратной. Папа и мама тяжело работали в ресторане. Трое детей: девочка Лизи, которой было четырнадцать и два брата-близнеца Алекс и Питер, одиннадцати лет, непрерывно ругались и дрались. Дома был бедлам, непрерывно орал телевизор, и все члены семьи пытались перекричать друг друга. В тот вечер Лизи попросила маму денег на кино. Мама нехотя достала меня из кошелька и со словами: “Ты что думаешь деньги на дереве растут? Я вон за них в две смены надрываюсь!” небрежно швырнула меня, новенькую и чистенькую, на липкий от варенья, усыпанный крошками стол. Лизи схватила меня и почти не глядя скомкав засунула меня в карман джинсов, буркнув “Спасибо!”. Алекс увидев эту картину с воплем: “Так не честно!” повис на Лизи, пытаясь выхватить меня из её кармана. Лизи сопротивлялась. Какое-то время она оба тянули меня в разные стороны, пока мама не заорала на Алекса, велев оставить Лизи в покое. Лизи победно вырвала меня у него из рук, но увы, было поздно, меня пронзила резкая боль от двухсантиметрового надрыва в верхнем углу. “Дурак! Смотри, что ты наделал!” – заорала Лизи на брата, дала ему подзатыльник, а меня сунула в карман куртки. В кармане уже лежали: жевачка, помада, пара скомканных конфетных оберток и перчатка. Я лежала на дне, пытаясь свернуться в трубочку, стараясь не шевелится и ничего не касаться. Мне было больно от разрыва, противно от всей этой грязи и очень обидно. Обидно, что я, такая новая и красивая, в первый же день моей жизни в большом мире стала рваной и грязной. Я болталась на дне кармана и всей душой мечтала оказаться подальше от этого кармана, девочки Лизи и всей этой семейки. И вы знаете, что случилось? Лизи засунула руку в карман, чтоб вытащить перчатку и вместе с ней неаккуратно зацепила и меня. В следующий момент Лизи продолжила идти к сторону кинотеатра болтая по телефону, а я, как большая сиреневая снежинка, мягко опустилась на припорошенный мокрым снегом тротуар в нескольких шагах от автобусной остановки.

Денежка помолчала. А потом задумчиво добавила: “В тот раз я не связала эти события, решив, что это случайность, так как я еще не поняла какой магической силой я обладаю.”

– О какой силе ты говоришть? – аж подпрыгнула от нетерпения Пятерочка.

– Слушай, слушай! – продолжила Денежка.

Я уже стала подмерзать и промокать, беспокоясь, что если меня не найдут в ближайшие пятнадцать минут, то я стану совершенно не видна под слоем снега и к утру, когда выйдет солнце, я окончательно размокну. “Кто-нибудь, хоть кто-нибудь, пожалуйста, найдите меня!” – взмолилась я, представляя себе тихую чистую и сухую коробочку, в которой я могла бы отлежаться и залечить раны. Без криков и детей, рвущих меня на части и без прилипающих ко мне жевачек в грязном кармане! Я хочу, покоя, чистоты и чтоб меня ценили! – вопила моя израненная душа.

И, о чудо, в следующий момент меня подобрала старческая рука. Меня поднесли к толстым линзам очков. Смотри-ка! Десять долларов! Вот так повезло! – услышала я глухой голос. Меня аккуратно свернули вдвое и положили в кармашек старенькой, вышедшей из последних трёх мод женской сумочки. Дома меня достали и протёрли сухой салфеткой. Так я познакомилась со своей следующей семьей – пожилой парой пенсионеров, привезенных в Канаду их детьми для обеспечения им благополучной старости. Роза Марковна и Петр Сергеевич были порядочными и очень чистоплотными людьми. Она обрадовались мне, как дети радуются велосипеду, найденному в Новый год под елкой. Они все время вспоминали о том, как нашли меня, причем, с каждым рассказом это событие обрастало новыми подробностями. Вскоре об этом узнали все их родственники и знакомые. Целую неделю я лежала как на пьедестале на связанной Розой Марковной в юности кружевной салфетке на комоде любуясь украшенной елкой. Честно признаюсь, первое время было очень приятно ощущать такую свою значимость и ценность. Но к концу недели я уже заскучала в этой роли, потому что мне хотелось и мир повидать, и пользу людям приносить.

Поэтому я вся затрепетала от предвкушения, когда Роза Марковна взяла меня в руки. Но не долго длилась моя радость, потому что она засунула меня в деревянную шкатулку со словами: “Хватит тебе уже тут лежать, еще стащит кто-нибудь! Люди всякие бывают!” Крышка шкатулки захлопнулась на до мной, как крышка гроба, и шкатулка была убрана поглубже в комод, под стопку пододеяльников. Стало темно и тихо.