Двадцать пятого августа 1911 года Лыков зашел в приемную Курлова и вопросительно посмотрел на Сенько-Поповского. Тот развел руками:

– Никак не получается, Алексей Николаевич. С утра в бегах, я его почти не видел.

Сенько-Поповский был личным секретарем генерал-лейтенанта Курлова по его должности товарища министра внутренних дел. Умный, трудолюбивый и порядочный, он умел ладить со всеми и, случалось, подправлял своего высокомерного шефа. Сейчас Лыкову нужно было получить от Курлова согласие на встречу со Столыпиным. Секретарь обещал устроить доклад, но уже второй день Курлов не находил времени. Он только что вернулся из Белгорода, куда уезжал по делам охраны государя. Царская семья собиралась посетить этот город, чтобы присутствовать на открытии мощей святителя Иоасафа. Оттуда проехать в Киев на маневры, затем – в Чернигов и Овруч, и уже оттуда в Крым до конца осени. Генерал отвечал за безопасность поездки и метался между указанными городами. Всего на два дня он вырвался в Петербург и ночью должен был отбыть в Киев. А без его согласия статский советник не мог получить аудиенцию у премьера.

– Где он сейчас, Леонид Андреевич?

– На Фурштатской, в штабе корпуса. Отдыхает у себя на квартире после беготни. Сами понимаете…

Лыков понял. Две недели назад в Киеве у Курлова случился удар. Несильный, но выбивший его из колеи. Утомившись за полдня, Павел Григорьевич решил отдохнуть у себя на Фурштатской, 40… По второй должности генерал-лейтенант состоял командиром Отдельного корпуса жандармов и жил в казенной квартире.

– Сюда заедет или оттуда сразу на вокзал? Может, мне там его ловить?

Сенько-Поповский убежденно ответил:

– Обязательно заедет. У него в шесть часов встреча с вашим Зуевым по неотложным делам Департамента полиции. Вот вместе с Нилом Петровичем и приходите. Вы насчет Майкопа хлопочете, я правильно помню? Об этом хотите разговаривать со Столыпиным?

– Об этом, Леонид Андреевич. Всем почему-то наплевать на наши экономические интересы. Но нельзя же совсем мозги растерять? Нет, я этого так не оставлю, буду бороться.

В начале лета Лыков вернулся из командировки в Екатеринодар[1], взволнованный открывшимися там обстоятельствами. Оказалось, нефтяные поля Майкопа попали под контроль английских промышленников. Пусть бы так: русского капитала для дорогостоящих проектов не хватает, нехай иностранцы помогают. Но в этом случае британцы скупили более девяноста процентов всех нефтеносных участков Кубанской области! Явный перебор в ущерб нашим национальным задачам. А главное, купили вовсе не для того, чтобы добывать нефть, а с целью заткнуть тамошние скважины. Не дать им развиться, а самим – получить сверхприбыли от эксплуатации нефтяных залежей в Баку и Грозном. В результате третье по богатству месторождение России было обречено на умирание – втайне от властей.

Возмущенный увиденным, сыщик начал ходить по столичным кабинетам и бить тревогу. Быстро выяснилось, что никого в Петербурге это не беспокоит. Алексею Николаевичу советовали забыть о Майкопе и заниматься своими прямыми обязанностями. А не докучать начальству… Первым в таком духе высказался сам Курлов. Статский советник не унялся и добился встречи с министром финансов Коковцовым и министром промышленности и торговли Тимашевым. Оба сановника затратили на беседу по пять минут, взяли для изучения доклад, подготовленный сыщиком, и выпроводили его вон. Встречи не имели никаких последствий. А ведь именно Тимашев отвечал за развитие отечественных производительных сил. Ученик и давний сослуживец Коковцова, он перенял у шефа его безразличие и апломб, а тут какой-то мелкий полицейский чин бьет тревогу. Шел бы лучше жуликов ловить!

Алексей Николаевич понял, что ему нужны союзники. Таковыми с самого начала были военные. Сухомлинов[2] следом за Лыковым прислал в Екатеринодар своего офицера, капитана Продана, с заданием разузнать, что происходит на нефтяных промыслах области. Нет ли там засилья иноземцев? Каковы перспективы добычи важнейшего для армии и флота топлива? Капитан, старый приятель сыщика, провел секретное дознание и убедился, что англичане сознательно губят месторождение. При попустительстве администрации Кубанской области. Лыков несколько раз встречался с ним по возвращении в столицу. Игорь Алексеевич с грустью рассказал, что рапорт он министру вручил, а толку от этого шиш. Сухомлинов занят домашними делами и все более манкирует службой. Вроде бы он разделяет беспокойство контрразведки, на словах готов помогать. Но на деле не так. Нужна поддержка сильных мира сего, которым не безразлична экономическая безопасность империи. Например, Столыпина. Он патриот и умный человек, хотя в последнее время и забронзовевший.

Алексей Николаевич стал готовить новый рапорт – на имя премьер-министра. Чтобы подкрепить свои идеи, он советовался с генерал-майором Таубе. Тот отошел от непосредственного руководства военной разведкой, читал лекции в Академии Генерального штаба, заседал в Совете Военного министерства. Виктор Рейнгольдович как никто другой знал англичан и их давнюю неприязнь к России. Много лет он сталкивался с британской секретной службой на отрогах Тянь-Шаня, боролся с ее агентурой в Средней Азии, создавал нашу сеть в Индии. Таубе дал другу ценные советы. Он предложил инициировать несколько статей в прессе о событиях на Майкопских промыслах. А еще организовать соответствующий запрос в Государственной думе. Столыпин наладил тесное сотрудничество с думскими партиями и не сможет игнорировать их обеспокоенность нефтяными делами.

Лыков с Таубе и Проданом разработали целую программу по спасению «майкопского чуда», которое угасало на глазах. Сейчас требовалось решение премьер-министра о поддержке русских нефтепромышленников. Вот для этого сыщик, которого Столыпин хорошо знал и ценил, и рвался к нему на доклад. Однако опять случилась заминка. Петр Аркадьевич получил от государя двухмесячный отпуск и уединился в своем имении Колноберже до конца августа. Лишь дважды за все лето он ненадолго появился в столице.

Июльский визит сыщик упустил и очень надеялся на второй приезд премьера[3]. Но снова не вышло. Начальство спешно командировало статского советника в Забайкалье. Там строилась Амурская железная дорога. Огромные деньги, большое количество случайных людей и близость каторги сделали стройку весьма привлекательной целью для бандитов. Вдоль полотна были разбросаны поселки, в которых жили богатые инженеры и подрядчики. Каждый день кого-то из них грабили и убивали. Поселки были переполнены всяким сбродом: ссыльными, беглыми каторжниками, китайскими спиртоносами, золотоискателями, спившимися военными топографами, японскими шпионами… Крупная народнохозяйственная стройка превратилась в уголовное Эльдорадо, в гнойник, стоивший многим жизни. Особенно усердствовали кавказцы. Они открыли на будущих станциях «столовые», а в действительности уголовные притоны, где квартировали банды. Хозяева заведений содержали их и скупали кровавую добычу. Лыков еще в Иркутске познакомился с грабительской организацией сибирских кавказцев[4]. Когда у Приамурского генерал-губернатора Гондатти[5] лопнуло терпение, он телеграфировал в столицу и попросил прислать волкодава.