Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Супруги неплохо развлеклись, а после состязаний заглянули в «Кюба». На этот раз обошлось без великих князей, облюбовавших ресторан до такой степени, что официантами туда стали брать отставных солдат гвардии, поневоле знавших эту публику в лицо. Лыков князей не любил. Он по роду службы был осведомлен о таких секретах правящего дома, что хоть стой, хоть падай…
Лыков с Оконишниковой славно откушали. Сыщик истребил уху из двинских стерлядей с налимьей печенкой и цыпленка радзивил с соусом перигор. Запил водкой вперемешку с аи-сек[26]. Ольга Дмитриевна угостилась спаржей натурель с соусом муслин и мороженым.
Утром следующего дня статский советник пришел в департамент как обычно к десяти. Голова была свежей, настроение бодрым. Он решил нынче же обсудить с Филипповым свою идею насчет пистолета. Взялся уже за телефон, но тот зазвонил прежде.
– Лыков у аппарата, – произнес в трубку сыщик. И услышал в ответ взволнованный голос Сенько-Поповского:
– Алексей Николаевич! Беда…
– Что случилось, Леонид Андреевич? Справка моя не понравилась Золотареву?
– Все хуже, – упавшим голосом ответил коллежский асессор. – Подследственный Мохов умер сегодня ночью в камере.
– Да вы что? Я допрашивал его днем, он был совершенно здоров! Вскрытие уже сделали? Что сказал доктор?
В трубке возникла пауза, потом секретарь сообщил:
– Мохов умер от сильных побоев. Которые, по словам сокамерников, нанесли ему вы вчера на допросе.
Сыщику показалось, что он ослышался:
– Кто нанес? Сокамерники?
– Нет. Вы нанесли, вы.
– Что за чушь? Я его давеча пальцем не тронул. Все знают, что в столице этого делать нельзя.
Сенько-Поповский вздохнул и опять надолго замолчал. Лыков же стал кипятиться:
– Алло, Леонид Андреевич! Алло! Меня оболгали, ясно как день! Сейчас же поеду в ДПЗ и заставлю негодяев признаться. Это случалось уже много раз, все уголовные знают такую уловку.
– Никуда вам ехать нельзя, – ответил секретарь. – О случившемся уже доложили министру.
– И что?
– Он приказал Золотареву связаться с прокурором. А вам велено передать, чтобы не оказывали никакого давления на свидетелей. В тюрьму являться запрещено, сидите и ждите дальнейших распоряжений.
– Как запрещено являться в тюрьму? – растерялся Алексей Николаевич. – Кем, министром? Но почему?
– Я только что объяснил, – сухим тоном ответил Сенько-Поповский. – Чтобы не запугали свидетелей и не принудили их изменить показания. Полагаю, сегодня же будет назначена прокурорская проверка. Макаров час назад лично телефонировал Щегловитову[27] по этому вопросу.
Лыкова кинуло в жар:
– Они там что, с ума посходили?
Сенько-Поповский опять заговорил сочувственно:
– Алексей Николаевич, плохо дело. Золотарев передал мне слова Макарова, сказанные в телефон Щегловитову. Наш министр заявил буквально следующее: с беззаконием пора кончать и Лыкову это с рук не сойдет. Вот так…
В трубке раздались гудки. Статский советник сидел сам не свой. Что же это такое? Провокация уголовных, вот что! Однако начальство сыщика почему-то сразу в нее поверило. Они там только что из гимназии? Не знают, что в карьере каждого сыщика таких случаев десятки? И как быть?
Тут вошел улыбающийся Азвестопуло и начал со смехом что-то рассказывать. Но увидел лицо шефа и осекся:
– Ну? Я вижу, дело плохо? Что на этот раз?
– Телефонировал Сенько-Поповский. В отношении меня вот-вот назначат прокурорскую проверку.
– В связи с чем?
– Будто бы вчера в ДПЗ на допросе я так сильно избил Держивморду, что он ночью скончался в камере.
Грек сначала хохотнул, однако быстро посерьезнел:
– А… Простите мне мой вопрос…
– Пальцем не тронул, Сережа. Хотя и чесались кулаки, но удержался.
– Он сидел в одиночке? – сразу ухватил суть дела помощник.
– Нет. И сокамерники будто бы подтвердили, что он пришел с моего допроса чуть живой. И к утру окочурился.
– Ну тогда все понятно, – повеселел коллежский асессор. – Сейчас мы им устроим перекрестный допрос, поймаем на противоречиях, конвоиров притянем, надзирателей… Тюремная стража первая опровергнет. Поехали на Шпалерную.
– Не могу, министр запретил.
– Это как? – вскочивший было Азвестопуло аж сел.
– Да так. Чтобы не оказал давления на свидетелей, не запугал и не вынудил отказаться от своих показаний.
– Серьезно? М-м… Плохо дело. Ах, судейская кость! Ах, нотариус… Он нам не верит, а им верит?
– Как видишь. Невозможно представить, чтобы Плеве или Дурново выкинули подобное. Знаешь, что Макаров сказал в телефон Щегловитову? Что пора кончать с беззакониями и Лыкову это с рук не сойдет. Ведь он только на днях устроил мне дурацкий и унизительный разнос за силовой арест банды Мохова. А сегодня Лыков убил арестанта. Как министр к этому отнесется?
– Он будет в ярости, – кивнул Сергей. – Подумает, что вы нарочно, назло ему это сделали. Как не вовремя, совсем не вовремя…
– Ты сейчас…
Однако телефонный звонок прервал статского советника. Он снял трубку и услышал сердитый голос директора департамента:
– Зайди ко мне. Срочно!
Лыков накинул сюртук и приказал помощнику:
– Езжай на Шпалерную и попробуй узнать, что там произошло. Запиши всех, кто был в одной с Вовкой камере и дал на меня показания. Поименно! Встреться с доктором, который делал вскрытие. Поговори с начальником тюрьмы, со старшим надзирателем отделения и с коридорными. После этого заскочи в сыскную и найди учетные карты на сокамерников. Сделай с них выписки: за что сидят, в чем замешаны, что у них в прошлом. Нет ли с их стороны личного мотива: вдруг я кого-то арестовывал и теперь они хотят отомстить.
– Слушаюсь!
Азвестопуло помчался на Шпалерную, а Лыков пошел к начальству.
Зуев сидел мрачнее тучи. Не здороваясь, он спросил:
– Что у тебя вчера было с подследственным Моховым?
– Обычный допрос.
– А почему он помер после «обычного допроса»? – почти выкрикнул тайный советник.
– Азвестопуло поехал разбираться.
– Скажи, Алексей, только честно… Не ври мне, хорошо?
Лыков понял, что теперь много раз будет отвечать на один и тот же вопрос. Он вздохнул и сказал:
– Нил Петрович, могу на иконе побожиться: я эту скотину пальцем не тронул.