Марк пребывал в тоске. Душа рвалась куда-то и требовала общения. Но где найти человека, который выслушает и поймет? Внутренний монолог — удел многих великих; и сейчас Марк плакался самому умному и понимающему собеседнику — себе самому.

Вы когда-нибудь задумывались о горькой и, не побоюсь этого слова, безрадостной судьбе стоматолога? Наверняка нет, если вы не принадлежите к узкому кругу этих людей, а Марк считал, что круг этот смело можно назвать избранным, ибо стоматологов и уважают и боятся — это ли не признаки незаурядности? Как там в священной книге: много званных, но мало избранных. А еще он где-то читал, что удел неординарной личности — одиночество… Значит, я неординарная личность. Звучит неплохо, вот только раздражает, что слово «личность» — женского рода. Убрать из контекста. Я — неординарный… тип. Как-то почти уголовно. Кто же я? Часть той силы, что вечно хочет зла… Ох нет, это кто-то другой. А мой удел — милосердие и избавление человечества от страданий. Короче, я молодец. А вот кто облегчит мои страдания? Душевные… а подчас и телесные, потому что, когда хочется, а некого, это, знаете, нелегко! О чем это я? Ах да, о личном. О любви. О том, как просто все вначале и как непросто потом. Вот тебе улыбается милая девушка, вот вы в общей компании, знакомитесь, болтаете. У вас нет никаких задних мыслей, вы предвкушаете вечер с приятной беседой, танцами — а там… что загадывать, там будет видно. И вдруг она спрашивает:

— А кем вы работаете?

Вы, все так же дружелюбно улыбаясь, отвечаете:

— Да я, видите ли, стоматолог.

И все — красавица вдруг шарахается от вас, как испуганная лань, или начинает улыбаться не разжимая губ, и ее реплики становятся все более односложными с явной тенденцией свернуть разговор. Это ужасно глупо — но большинство даже вполне взрослых девиц ведут себя именно так. Марк никогда не мог понять, почему так происходит. Он прекрасно знает, как мало в нашем мире людей с идеальными зубами, а тем более в нашей части этого мира, где медицина дорогая и не всегда качественная, а экология и гигиенические традиции и того хуже. Да, он прекрасно это знает и не гонится за совершенством. Кроме того, было бы желание — многое можно поправить, скидочку сделать, в конце концов. То есть мало на свете непоправимых ситуаций, а потому очень обидно, когда дантиста воспринимают как… ну, не знаю, как монстра или некую угрозу. Но сегодня это опять случилось. В который раз.

Да и девица-то была так себе. Ноги коротковаты… Грудь, правда, выдающаяся — далеко вперед. Уложена эта самая грудь была в обтягивающую маечку розового цвета, ну, вот если воздушный шарик натянуть на тело, на часть тела… м-да… Короче, Марку срочно надо было развеяться. Как-то все последнее время плохо идет: личная жизнь обломалась в очередной раз, работа замучила, начальство рычало и плевалось ядом, соседи, враги человечества, затеяли ремонт. Поэтому, когда позвонил Мишка и сказал, что их одноклассница, заделавшаяся дизайнером, зовет на выставку, он пошел не раздумывая. Хотя, согласитесь, какого дьявола стоматологу делать на выставке, посвященной дизайну интерьеров? Но на тот момент Марку было все равно. Мишка поддерживает отношения чуть ли не со всеми ребятами из класса, такой уж он общительный. А с Нинкой, которая дизайнер, он, похоже, дружит особенно тесно. Особенно в те периоды, когда она не замужем. Сейчас у нее как раз такое время. Так вот, выяснилось, что их ждут на этой самой выставке. Как Марк потом допер, нужны они были в качестве статистов. Впрочем, он не видел ничего дурного в том, чтобы быть статистом на такого рода мероприятии. Многим из этих незаметных людей повезло, и они стали свидетелями и очевидцами исторических событий. Так что, кто знает…

Прибыли молодые люди на выставку часа в четыре. Нельзя сказать, что наблюдался ажиотаж, но народ фланировал. Каждый закуток или стенд, или как там это называется, был оформлен в виде комнаты: гостиная, спальня, будуар. Некоторое время Марк разглядывал музыкальный салон в стиле… как же это? То ли барокко, то ли рококо. Короче, много золота, рамы картин с богатой резьбой, стены затянуты шелком, затканным пышными букетами. За белым роялем сидела девушка в платье из такого же точно шелка и в белом напудренном парике и играла на рояле. В другом месте была спальня, но для графа Дракулы: сплошь черный бархат, сталь и приглушенный свет. Они с Мишкой брели по залам, разыскивая Нинкин закуток, и разглядывали творения других мастеров. «Черт его знает, вероятно, я отсталый, — думал Марк, — но ни одному из них я бы в жизни не доверил свою квартиру. Хотя, может, это они здесь так выпендриваются, а на обычной жилплощади могут создать нечто приспособленное для жизни?» Но для себя он решил: «Если когда-нибудь свяжусь с дизайнером, то деньги заплачу только после того, как он мне нарисует картинку, которая мне понравится, и поклянется — в смысле даст расписку, что все будет именно так, как нарисовано».

Наконец они дошли до светлой цели. Нинель решила сыграть на ностальгии: комната выглядела как типичная гостиная в советские времена: невысокая полированная стенка, там какие-то хрустальные фужеры — опрокинутые конусы на длинных ножках. У Марка дома такие точно были. И горочка тоже. Пара кресел, диван — все в том же стиле. Торшер в углу. Проигрыватель на ножках — он на таком в детстве слушал пластинки со сказками. Сентиментальные воспоминания нахлынули охотно: самая любимая сказка была «Три поросенка». Там волк так здорово рычал. И пластинки тут же лежали стопочкой. Марк осторожно пересмотрел потертые конверты. Так и знал: сказок не оказалось. Но зато широко представлены мастера советской эстрады: Лещенко, Ротару, Пугачева, «Песняры», «Самоцветы». Надо же, где только откопала. Он спросил, можно ли поставить. Нина кивнула не поворачиваясь; она охмуряла какого-то типа: лысого, в камуфляжных штанах, сетчатой майке и темных очках. Жуть. Марк осторожно пристроил на место черный дырявый кружок, опустил иглу, и голос молодого Лещенко запел:

«Соловей российский, славный птах…»

Очень трогательно. Потом Мишка приволок из какого-то загашника ящик неплохого грузинского вина и пакеты с орешками. Гостиная постепенно наполнялась народом. В этом, видимо, и состоял гениальный замысел. Интерьер с болтающими и веселящимися гостями смотрелся весьма живенько. Люди подходили, интересуясь происходящей тусовкой и вином. Поднос с бокалами был быстро убран, и появились одноразовые стаканчики: требования нашего спидушного времени. Это, само собой, несколько портило общую картину, о чем Марк и заявил Мишке. Тот, похоже, обиделся и, сердито поглядев на приятеля, прошипел:

— Молчи уж. Я помню, как ты портвейн пил из мыльницы в женском общежитии… Эстет.

Это просто подло. У каждого из нас бывали в жизни моменты… Теперь пришла очередь Марка надуться. Он отвернулся и принялся рассматривать гостей. Народ, близкий к искусству, выглядел странно и, похоже, немало этим гордился. Какие-то немыслимые шарфы, веера, жеманные мужчины и мужеподобные женщины. Впрочем, здесь же присутствовали и другие типажи: женщины в строгих деловых костюмах, с этакими лицами, на которых буквально написано, что они всему в этой жизни знают цену, и мужчины с незамутненным думами о прекрасном взором. Эти люди делали деньги на суете и шумихе происходящего культурного хеппенинга.