Двенадцать пенсов составляют шиллинг. Двадцать шиллингов составляют фунт.

Имеются и другие монеты: фартинг — четыре фартинга стоят пенни; полпенни — два полпенни стоят пенни; крона, которая стоит пять шиллингов, и полкроны; соверен, который стоит фунт; гинея, которая стоит двадцать один шиллинг.

Quid Quincunce speciosius, qui, in quamcunque partem spectaveris, rectus est?

Что приятней квинканкса, который, с какой стороны ни посмотри, являет взору прямые линии?

Квивтилиан

Происходило это, скорее всего, осенью того же года, в сумерки, чтобы не привлекать внимания. А между тем встречу двух профессионалов, представляющих два главных направления юриспруденции, не прячут обычно от посторонних глаз.

Теперь представим себе, как проходил визит Закона к Справедливости.

Подойдя к нужному дому на одной из улиц у Линкольнз-Инн-Филдз, Закон, воплощенный в низеньком бледном джентльмене лет сорока, с большой головой, поднимается по ступеням и звонит в колокольчик. Дверь немедленно распахивает молодой клерк. Посетитель входит, у него берут шляпу, пальто и перчатки и провожают его в темную заднюю комнатку. Там он видит человека, сидящего за столиком в дальнем конце помещения. Клерк бесшумно удаляется. Второй джентльмен поднимается с чуть заметным кивком и указывает на стул напротив, у огня. Вошедший садится, хозяин садится тоже и уставляет на гостя тяжелый взгляд. Справедливость старше Закона на полтора десятка лет, нос у него надменный, на румяном лице выделяются черные кустистые брови.

После долгой паузы вошедший откашливается:

— Почел за честь, сэр, принять ваше предложение о встрече.

В его словах звучит вежливо-вопросительная нота, но Справедливость словно бы не слышит, продолжая изучать гостя.

Помолчав, Закон спрашивает нервозно:

— Нельзя ли узнать, чем я могу быть вам полезен?

— Вы были осторожны, как я просил?

— Конечно. Уверен, никто за мной не следил.

— Хорошо. Тогда, вероятно, третья сторона ничего не знает о нашей встрече.

— Третья сторона? Сэр, вы говорите загадками. Кого вы имеете в виду?

— Задавать вопросы буду я. — Второй джентльмен лишь слегка выделяет голосом местоимение.

Гость вспыхивает.

Старший джентльмен что-то достает из кармана.

— Так вот, у вас есть клиент, имя которого я написал на этой бумажке и прошу вас его прочесть. — Он ненадолго замолкает, дожидаясь, пока гость рассмотрит надпись и кивнет, потом забирает бумажку назад. — Очень хорошо. Тогда, не теряя времени, перейду к делу: у вашего клиента находится документ, способный нанести очень существенный ущерб интересам стороны, от имени которой я имею честь действовать, и ввиду этого…

Он замолкает, заметив, что лицо гостя вытянулось от изумления.

— Да что вы, сэр, уверяю, я и понятия не имел о таком документе.

— Ну-ну. Тому назад не больше двух недель ваш клиент послал нам копию этого документа, потребовал денег и указал ваше имя, чтобы держать связь.

— Может, это и так… то есть убежден, что это так, раз вы утверждаете. Однако прошу поверить, что я в этом предприятии не более чем приемная контора.

— То есть?

— Я просто пересылаю письма, адресованные мне, но предназначенные для моего клиента. О делах этой особы я знаю не больше, чем почтальон знает о корреспонденции, которую он собирает и разносит.

Хозяин смотрит на гостя:

— Я предполагал, что так может оказаться. — Уголки губ младшего джентльмена ползут в стороны, но при следующих словах возвращаются на место. — Тогда расскажите, где пребывает ваш клиент.

— Дорогой сэр, я не могу.

— Прошу простить, я забыл назвать ставку. — Старший джентльмен достает из кармана что-то хрустящее и кладет на стол.

Закон слегка наклоняется, чтобы рассмотреть. На его лице явственно написана тоскливая алчность.

— Уверяю, дорогой сэр, оказать вам эту услугу я никак не могу.

— О-го! — восклицает старший джентльмен. — Похоже, вы вздумали со мной торговаться? Предупреждаю: если попытаетесь, то убедитесь, что я могу применить и совсем иные стимулы.

— Да нет же, сэр, — запинаясь, бормочет другой. — Вы меня совсем не поняли. Я потрясен вашей щедростью и ничего так не желаю, как быть ее достойным. Но помочь вам совершенно не в моих силах.

— Не советую, приятель, играть со мной в эти игры, — презрительно рявкает собеседник. — Я наводил справки, так что нечего тут изображать щепетильность. «Расчухал твое нутро» — таков, кажется, жаргон ваших клиентов?

Другой джентльмен бледнеет как полотно. Он приподнимается, но, наткнувшись взглядом на предмет, лежащий на столе, остается сидеть.

Справедливость продолжает:

— Желаете, чтобы я привел каталог — или лучше сказать реестр? — делишек, в которых вы замешаны? — Не дождавшись ответа от Закона, он добавляет: — Маленько спекуляций сомнительными векселями, побольше выбивания долгов, и выше головы свидетельств в делах об опеке? Так ведь?

Другой джентльмен ответствует с достоинством:

— Дорогой сэр, вы меня совершенно не поняли. Я просто хотел сказать, что у меня нет нужных вам сведений. Если бы они у меня были, я с удовольствием вам бы их предоставил.

— Вы меня держите за идиота? Как же вы тогда переговариваетесь с клиентом?

— Через третью сторону, которой я отправляю предназначенные для клиента письма.

— Это уже лучше, — рычит собеседник. — Кто такой?

— Очень респектабельный джентльмен, работал в той же отрасли юриспруденции, что и я, но несколько лет назад удалился от дел.

— Интересно-интересно. Будьте любезны записать имя и адрес этого джентльмена, потому что я не угадываю, о ком идет речь, хотя в вашей отрасли юриспруденции джентльменов, отвечающих описанию, раз два и обчелся.

У другого джентльмена вырывается короткий безрадостный смешок. Он вынимает записную книжку, пишет «Мартин Фортисквинс, эскв., Голден-Сквер, 27», вырывает листок и протягивает собеседнику.

Справедливость берет бумажку и, не глядя на нее, бросает:

— Если вы мне понадобитесь, я свяжусь с вами тем же способом. — Тянет руку назад, в темный угол, и осторожно дергает за шнурок колокольчика.