* * *

- Прекратите! – ору на весь дом. - Хотите выяснять отношения, валите отсюда. Оба!

Шелест, успевший схватить Валеру за шкирку, вытаскивает того на лестничную клетку и, отшвырнув к стене, захлопывает дверь, оставаясь внутри моей квартиры. Я слышу щелчок дверного замка и вопли в подъезде.

- Ты офигел? Это мой дом и мой Валера! Какого хрена ты сюда припёрся?

- Браслетик.

- Что?

Касаюсь своей руки, которую он лапал в ресторане. На ней нет браслета, смотрю на довольное лицо Никиты, а после на его раскрытую ладонь, где и покоится мой золотой друг.

- Очень по-взрослому.

Пожимает плечами.

- Кофе предложишь?

- Нет.

- Викторова, - напирает, заключая меня в ловушку, почти придавливая своим телом к стене, - прекрати строить из себя недотрогу, - кладет ладонь на мою талию. Медленно опуская её ниже, огибая бедро, при этом неотрывно смотря мне в глаза.

- Ты пьян? – чувствую запах алкоголя. - Шелест, боже, ты припёрся сюда, потому что набухался, - отталкиваю его, проходя в кухню.

- Может быть. Хороший разрез, - пялится на мою юбку и ноги под ней.

- Для тебя старалась.

- Что это был за клоун?

- Любимый мужчина.

- Так и любимый?!

- Горячо и нежно, - наливаю в чашку кофе.

- Поздравляю. Высокие отношения.

- Выше не придумаешь.

- А как же наш общий друг? Я думал, вы уже давно нарожали выводок детей.

- Ты про Жорина? - свожу брови. - Он женат.

- Да ты что?

- А ты будто не знал.

- Нет.

- Кому ты врёшь?

- Мы не общаемся.

- Но круг общения у вас один, прекрати разыгрывать эти ясли.

- Знаешь, Викторова, говорят, на тебе пробы ставить негде, - замирает напротив меня.

Я впадаю в ступор, явно не ожидая услышать от него подобное. Я знаю, что обо мне говорят. Знаю, в каком свете меня выставила Эмма, и не только она, Жорин в своё время тоже постарался, но, блин, я реально не думала, что он скажет что-то подобное. Чтобы ни происходило в нашем прошлом... теперь я ясно вижу, что он изменился, стал более жестоким, прямолинейным, он пришёл сюда ткнуть меня лицом в грязь. Мне плевать на то, кто и что думает. Я просто хочу, чтобы он ушёл. Его не было шесть лет, и я не уверена, что мне было нужно его появление в моей жизни сейчас.

Смотрю на его ухмылку и со всей дури бью по роже.

- Пошёл вон.

Шелест проводит языком по верхней губе, трёт щеку и, схватив меня за руку, притягивает к себе.

Ди

- Садись, Викторова, снова двойка, - Сашенька закатывает глаза, смотря на меня, как на пустое место.

Ну да. В алгебре я не шарю.

Да и не Соловьева я, конечно, мой батя на ремонты по двадцать тысяч не сдаёт. И Александре Михайловне подарочки на Восьмое марта не дарит. Цветочки там всякие, конвертики. Мой батя дай бог вообще вспомнит, что у него дочь есть, не то что какие-то ремонты и собрания.

Сажусь за парту, пытливо смотря в окно. На улице светит солнышко, искрится белоснежный снег, а мне здесь сидеть приходится, с этими заучками. Нет, у нас нормальные ребята. Вполне себе. Костик нормальный, Макс, Семён, да вообще все пацаны, кроме Кузнецова. Кузнецов у нас - директорский сыночек, да к тому же стукач. А вот девчонки - набитые дуры. С ними даже поговорить не о чем, тупые сплетницы. Как сороки, всё про всех собирают. А про меня в первую очередь, я же от них отличаюсь. Да и к тому же, несмотря на все мои древние шмотки, я в этом серпентарии самая смазливая. Красивая, то есть. Я это знаю, они это знают, вот и бесятся. Всё пытаются уколоть, придраться, но не успокаиваются. Хотя это даже забавно, как такая, как я, может быть симпатичнее нашей принцесски Соловьевой? Беда беды.

Жаль, конечно, что опять двойка, как на той картине, блин, и ведь эта сучка даже исправить не даст. Пошлёт куда подальше, и всё. Или скажет, чтоб отец пришёл, а он не придёт. Ему вообще фиолетово, где я и что… у него свои заботы, где бутылку найти. Он же все инвалидские пропивает, и пенсию по смерти мамы тоже… короче, непруха полная.

Так и живём.

После школы захожу в магазин, надо купить поесть. Жрать охота, живот с утра ещё ноет. Батя вчера со своими дружками подчистую всё выгреб, а к Янке я так и не попала, этот придурок меня дома запер, хорошо хоть вернулся ночью, иначе так бы и сидела в этой вонючей конуре. Нашу старую квартиру, где мы жили ещё с мамой, он пропил. Два года как. К нам просто пришли и попросили съехать. Всучили конуру, типа размен. Да, конечно… размен.

Один из этих дяденек ножичком угрожал, просил ментам не сообщать, а то, если стуканем, хуже будет. Нам соответственно. Вот и живём, как бомжи. Стыдно. У всех дом там, еда, вода. А у нас… даже горячая вода не идёт. В вёдрах греть приходится. Чтобы голову помыть, ставишь утром чайник и полощешься, как енот, в тазике. Какие тут шмотки и сплетни, он мне всю жизнь испортил, пьянь.

Уеду из этой поганой Москвы, куда-нибудь в провинцию. В небольшой городок, сниму квартиру, на работу устроюсь и буду жить. Заочно поступлю в институт, и никто меня больше из прежних знакомых в жизни не увидит.

Мечтать, конечно, хорошо, но, чтобы свалить, после школы приходится впахивать. И полы мыть, и посуду, тут, в соседнем районе, бар один есть, популярный, так вот мамка моей подруженции меня туда и устроила, она там уборщицей работает. Неофициально, хоть мне уже и есть восемнадцать, платить лишние налоги руководству не выгодно, одно хорошо, заработок огонь. Стрёмно, конечно, за этими уродами тарелки мыть, а потом комнаты, випки, где они трах*ются и долбятся, отмывать, но деньги, как говорится, не пахнут.

Мне бы эти полгода протянуть - и свобода. Школу закончу, аттестат получу и всё, прощай, батя, прощай, Москва. Только в последнее время приходится нычки всё изощрённее придумывать, этот старый козёл прознал, что у меня деньги водиться стали, так постоянно все мои шмотки вверх дном переворачивает, на бутылку ищёт, скотина.

Складываю в корзинку продукты и по-тихому прячу под куртку шоколадку. На кассе расплачиваюсь и ухожу домой. Я так часто делаю. А что? Если не палят, почему бы не воспользоваться ситуацией?

В подъезде, как всегда, воняет гнилью и дохлыми крысами. Задерживаю дыхание и поднимаюсь на этаж. Мы живём на втором. Всего в этой лачуге три этажа и два подъезда. Вообще, дом уже должен попасть под снос, но властям, видимо, не до этого. Вот и живём все как в хлеву, все друг друга знаем, всё друг о друге слышим, стены как картон, крыша, кстати, как бумага, только весна и оттепель - заливает по всему стояку. У нас даже угол один в комнате чёрный, плесневеет.