Волна жара, пронизывающая с головы до пят. Или холода? Нет, не то… Плюс мгновенная невесомость. Плюс вращение-головокружение-растяжение… Нет, опять не то. В общем, весьма необычные ощущения.

— Поехали… — бормочу я.

— Чего? — это Аина.

А воздух уже с шипением выходит наружу, и я невольно пытаюсь задержать дыхание, чувствуя, как меня распирает изнутри.

— Выдохни! — резко говорит Аина, и воздух разом выходит из меня, как из проколотого мяча. — Тут же у них давление ниже, чем у нас, забыл?

Я невольно отмечаю — «тут у них». Не «тут у вас», а «у них»… Тем самым ставя меня ПО ЭТУ сторону.

Крышка телепорта между тем плавно всплывает над головой, и Аина тут же освобождается от моей тесной близости, легко и непринуждённо выскакивая наружу. Я тоже выбираюсь, правда, несколько менее изящно.

В зале телепорта, светящегося розовато-жемчужным светом, на ярко-голубом полу стоит встречающая делегация. Небольшая, правда — Кио, Юайя и Уэф. Впрочем, одно наличие папы Уэфа перевешивает почётный караул и оркестр вместе взятые…

Аина смеётся, уловив мою мысль.

— Мы рады приветствовать тебя, координатор Уэф, — она говорит по-русски, с еле уловимым, непередаваемым ангельским акцентом. — Познакомьтесь — это мой напарник.

— Ну так тебе и надо! — заявляет папа Уэф своим серебряным голоском, и все дружно смеются. Мне немного обидно даже. Всё-таки зять, какой-никакой родственник… Даже не поздоровался, как будто я из соседней комнаты вышел…

Широко разворачивается радужно-белое крыло, и от сильного шлепка я чуть не падаю.

— Здорово, Рома! — в фиолетовых глазах зажглись знакомые огоньки, и говорит Уэф на сей раз голосищем деда Иваныча. — А так нормально?

Теперь и я смеюсь вместе со всеми.

— Здравствуй, Рома, — это Юайя. Всё-таки мы довольно хорошо были знакомы.

— Привет! — жмёт мне руку, хлопая другой по плечу, Кио, с которым мы знакомы ещё дольше. Подобный жест ангелам никак не свойствен, и я улавливаю — это специально для меня.

— Поцелуи и объятия оставим на потом, — папа Уэф уже направляется к лифту — Кушать хотите?

— Естественно, — это Аина, — мы же не ели перед дорогой. А молоко есть?

— Во-от такая посудина! — встревает Юайя. — Дед Иваныч утром привёз!

Уэф уже в створе лифта. Миг, и он свечкой уносится вверх, точно ведьма из русской сказки в печную трубу. Аина шагает за ним, и я следом. Секунды «падения вверх» — точнее процесс срабатывания гравилифта на подъём описать трудно — и я уже стою в том самом холле, знакомом до боли… Дома…

Они смотрят на меня. Они все смотрят на меня. Впрочем, Кио и Юайя уже отвели глаза и расходятся.

— Извини, что спрашиваю, Рома, — папа Уэф смотрит очень внимательно и серьёзно. — Разве ты сейчас дома?

Ну чего он так-то, в самом деле? За слово цепляется… Даже не за слово — за мысль…

«Он не зря цепляется» — это уже Аина, и перешла на мысль. — «Ты не понимаешь, но это важно. Мне тоже интересно, что ты ответишь».

Я задумываюсь. Действительно, интересно. Ведь у человека может быть только один дом. И у ангела тоже, между прочим. А у биоморфа?

— Всё ясно с тобой, напарник, — смеётся Аина, вновь переходя на звук. — Ты зря задал ему этот вопрос, Уэф. Теперь он загрузится и будет думать до нервного истощения.

— Хорошо, отложим, — Уэф ведёт нас в трапезную, легко перешагивая через высокий порог люка и не сбивая при этом шага. Я же невольно втягиваю голову в плечи, чуть приседаю, и мне самому смешно. Надо же, до чего живуча память тела. Сколько раз я стукался макушкой об эти люки, будучи человеком…

«Память тела весьма полезна, и для некоторых биоморфов особенно. Порой пара хороших плюх доходчивее долгих подробных разъяснений» — улавливаю я чью-то мысль. Чью — папы Уэфа, Аины или и вовсе свою собственную?

— Кстати, где моя тёзка? — спрашивает Аина.

— Кстати, твоя тёзка нас покинула. Пришёл вызов из службы Соединённых Судеб. Так она сразу ко мне — отпусти замуж, начальник! — смеётся Уэф. — Так что опять у меня некомплект, и хоть как тут крутись.

— Замуж — дело святое, — понимающе кивает Аина. — Долго же она ждала. Сильно хороший парень?

— Насчёт парня не видел, а диаграмма практически без зазоров. Это при том, что характер у тёзки твоей сложноватый. Но всё же не как у тебя!

— От такого слышу! — и они разом смеются. Я уже в курсе, что Аина и папа Уэф старые коллеги, знакомы ещё с довоенных времён.

На столе в трапезной красуется самовар, которого раньше не было. Я всматриваюсь — ого! Такому самовару место в Эрмитаже, не меньше. Рядом с часами «Павлин», точно.

— Иванычу на день рождения подарок, — говорит Уэф, уловив мысль. — Нравится? Моя работа!

— Да ты прямо Фаберже, папа Уэф, — я разглядываю самовар. Золотая гравюра на серебре, платиновая зернь, разноцветная перегородчатая эмаль, или что-то покруче… Впрочем, с этими синтезаторами… Тот же Фаберже с радостью отдал бы все свои яйца, включая природные, за одну такую машинку…

Папа Уэф смеётся, уловив мою мысль, и Аина тоже.

— Да, Рома… Но всё-таки главное дело не в синтезаторе. Главное тут! — он указывает пальцем себе на лоб. — А синтезатор просто экономит силы и время.

— Ну так и я про то — мастерская работа! — это я. — Супер!

— Вот интересно, подхалимаж — врождённое чувство у людей? — спрашивает Аина, расставляя тарелки — помогает Уэфу накрыть на стол.

— Да ладно! — я наконец обижен в лучших чувствах художника. — Сама небось кроме стандартного набора кухонной посуды и не сделаешь ничего, а судишь! Это шедевр, если хочешь знать, а зависть ещё хуже, чем подхалимаж!

Они весело и звонко хохочут, так открыто и беззлобно, что и я улыбаюсь.

— Иваныч же свой подарок сразу сюда на стол, — Уэф уже извлёк откуда-то корзинку с ватрушками и здоровенную полуведёрную крынку с молоком. — Чего, говорит, я такую красотищу на кордоне у себя держать стану, с котом вместе чай пить? Я там и бываю-то реже, чем тут. Тут, говорит, мой дом, а там офис-контора, значит… Садись, Рома, поближе, вот сюда…

Стол уже накрыт. Всё, как в тот первый раз, только ухи не хватает. Да, и даже картошка варёная в наличии, и тыквенная каша.

— … И украсть там могут, говорит, это ж не база наша неприступная. Я ему: я же тебе трёх дендроидов старых отдал, — продолжает Уэф, щёлкая пальцами в воздухе, и я улавливаю: это он отдаёт мыслеприказ. Самовар начинает тихо шипеть. — А он мне: против русского вора устоять трудно…