Афанасий Рогин

Рыбий глаз

… И их всех он выгнал в яму,

запечатлел крестным знамением

и велел завалить землею и камнями.

"Жития Святых" свт. Дим. Ростовского.

— Иди сюда, Филя, — позвал сына Степан, зачерпнул горсть речной гальки и отобрал три камушка покрупнее. — Считать умеешь?

— А то! — Горделиво приосанился пацан. — До трех!

— Тогда смотри. Раз, два, три! — Степан приподнял голову одной из лежащих на телеге рыбин, и камни один за другим исчезли у нее во рту. — Понял математику?

— А то ж!

— В каждую рыбеху по три камушка, — распорядился отец. — Петушок с меня!

— Раз, два, три! — В предвкушении леденца Филя рьяно взялся за дело, то и дело бегая к реке за камнями. — Раз, два, три!

— Ты что же это делаешь, поганец?

Мальчишка так увлекся, что не заметил подошедшего к нему сзади Рафаила Деева, помощника регента Свято-Троицкого мужского монастыря в Старой Слободе.

— Не кричи на пацана, на клиросе у себя командирствуй! — заступился за сына Степан. — Да и там ты, гляжу, больше на побегушках.

— Не по-людски это, Степа, — покачал головой Рафаил. — Да и рыбу у тебя брать не будут, если дознаются.

— А по-людски эти перекупщики-кровососы за копье все скупают, а потом один другому, а пятый десятому, перепродают? — разошелся рыбак. — То-то и оно! Я только за справедливость, а там концов уже и не отыщешь. Надобно-то тебе что?

— Завтра сам Митрополит приезжает, и Его Преподобие послал за семужкой. — Оторопел от такого напора Рафаил. — На целковый, и просил, которая пожирней.

Степан положил рубль в висящий на груди кошель и взял с телеги огромный тесак. Срубив и зачистив ветку ивняка, он насадил на нее самую большую рыбину из телеги.

— По рукам? — Рыбак протянул еще трепыхаущуюся семгу Дееву.

— Пятиалтынный на сдачу и по рукам, — не растерялся тот.

— Вот ты меня стыдишь, а сам не лучше! Ты же в монастыре варежку открываешь не за просто так, за денежку.

— Даром только птички поют, а я, между прочим, сейчас за регента, у меня регентские классы при капелле за плечами. Ну, хоть пятачок-то уступи! — взмолился Рафаил.

— Подавись, крохобор! — Степан открыл кошель, выудил оттуда монету и бросил ее на землю.

— Ну наконец-то! — Варвара, завидев в дверях Рафаила, уже протянула было руку к семге, но тот спрятал рыбину за спиной.

— Худо мне, Варварушка, кваску бы холодненького.

— Ладно, сейчас принесу, болезный, — смилостливилась кухарка.

— А-ах, хорошо! — Квас был настолько холодным, что после нескольких глотков у Рафаила заныли зубы.

Варвара же, брякнув семгу об разделочную доску, надрезала рыбу с двух сторон под грудными плавниками и отделила голову, а затем принялась аккуратно вспарывать брюхо. Однако же, нож уперся во что-то твердое, и кухарке пришлось приложить некоторое усилие, чтобы сдвинуть его с места.

— Ты что делаешь, дура! — заорал Рафаил, когда один из филькиных камушков угодил ему прямо в кружку. — Не буду это пить. Сходи за другим.

— Что разголосился-то? — обиделась Варвара. — Я тебе не служанка, лакай, что дают.

Верно рассудив, что кухарка от своего не отступится, мужчина допил-таки квас. Затем, перевернул кружку вверх дном и встряхнул, подставив ладонь, но прилипший ко дну камушек не пожелал покидать своего убежища. Отколупав его ногтем, Рафаил положил камень в карман, демонстративно швырнул кружку на стол и покинул кухню под недовольные выкрики Варвары.

Дома он тщательно протер камушек уголком скатерти и внимательно рассмотрел его на фоне окна. Камень величиной с ноготь большого пальца оказался прозрачным, еще и зеленого цвета, к немалому разочарованию Рафаила.

"Вроде как обыкновенная бутылочная стекляшка, а блещет, что твой глаз у семужки. — Шальные мысли наперегонки забегали по черепной коробке. — Буду в Питере, а там в ломбарде покажу. Вдруг подфартило. Чем черт не шутит, когда Бог спит".

Трижды перекрестившись, помощник регента спрятал находку за образа и поспешил на службу, но в дверях храма нос к носу столкнулся с вернувшимся из Петербурга регентом.

"Вот ведь угораздило его! — забеспокоился Деев. — Месяц где-то шлялся, а теперь, наверняка перед владыкой показаться хочет".

— Эвон как! — поморщился регент. — Голубчик, владыка Антоний за десять шагов перегар чует, а от тебя за версту разит. Всем ты хорош, Рафаил, но еще один запой, и можешь убираться вон. Вот что: съезди-ка ты в Питер на недельку-две, просвежись.

— Мне там даже остановиться негде, Дмитрий Федорович! Да и финансы…

— Насчет денег сейчас с настоятелем договорюсь: тебе же прибавка положена. Поживешь у меня на Лиговке. — Регент передал помощнику ключи. — Все равно за год вперед оплачено. Помнишь где?

— Помню, — кивнул Рафаил, положив ключи в карман сюртука. — Как там Питер? Стоит?

— Стоит! И страсти нешуточные: за последний месяц четверых мертвяков застреленных и ограбленных из Фонтанки выловили. Все они перед смертью были в подпитии, так что осторожней с ней будь, с водкой этой. И баб мне не води!

По прибытию в Питер, Деев решил хорошенько отоспаться. Только к полудню следующего дня он вышел на улицу и высвистал извозчика.

— К ближайшему ломбарду, любезный, — распорядился помощник регента, запрыгнув в пролетку.

— Рафаилка? Ты? Тыщу лет не виделись!

— Ефимка! Да почитай еще с приютских времен, — Деев обнял друга. — Как сам-то?

— Да вот, сам видишь, извозом занимаюсь, — ответил Ефим.

— А я регентом сейчас, — прихвастнул Рафаил.

— Иди ты! — присвистнул друг. — А в ломбард тогда чего? С деньгами туго? Не тушуйся, поделись.

Чтобы не затруднять движение, извозчик отогнал экипаж в переулок, и друзья удобно устроились на скамье пролетки.

— Рыбий Глаз, говоришь? — переспросил Ефим, выслушав рассказ Деева. — Покажь!

— Да на, смотри. Обычная галька, только прозрачная.

— У-у-у, — разочарованно протянул извозчик и вернул камень Дееву. — Но тебе не в ломбард надо, а к ювелиру. А вот тут могу посодействовать. Я одно время у бабы знакомой подъедался. Она теперь ювелира Геклера экономкой, у него с дочкой и живет. А лавка напротив. Сейчас съездим туда, здесь недалеко. Но! Но, пошла!

— Так что, вытурила она тебя? — пытаясь перекричать цокот копыт, крикнул Рафаил.

— Вроде того. К Соне, к дочке приревновала. Нашла себе, шалава, доходягу-чахоточника. Встретил их как-то, к стенке его прижал, отстань, мол, от Аньки. А он и сказать-то ничего не может: все кашляет, кашляет и леденцы с марафетом жрет. В следующий раз убью гада! — скрипнул зубами Ефим. — Тпру-у! Все, приехали.

Пролетка остановилась у двери под вывеской "Геклеръ. Ювелиръ".

— Ты вот что, Рафаил, — напутствовал Ефим друга перед входом в лавку. — Эти кровопивцы так и