— Застежка была в отличном состоянии, к тому же на цепочке имелся дополнительный фиксатор, который я тоже всегда закрепляла.

— Ради всего святого, не нужно об этом упоминать — если, конечно, кто-то спросит, чего, вероятно, не случится. Откуда у тебя медальон? От папы?

Взгляд Кэролайн ушел куда-то в сторону; теперь, поверх плеча Шарлотты, она смотрела на пестревшие за окном, под весенним солнцем, кусты магнолии.

— Нет, с ним бы я объяснилась легко и просто. Это был рождественский подарок твоей бабушки, а ты и сама знаешь, какая у нее память на то, что представляется ей важным!

У Шарлотты возникло странное ощущение, что от нее ускользает что-то важное, нечто такое, что она слышала, но чего не поняла.

— Но бабушка, должно быть, тоже много чего теряла, — рассудительно заметила она. — Объяснись с ней прежде, чем она заметит его отсутствие. Возможно, она, как обычно, пофыркает, но это не то, чего нельзя стерпеть. Ты же знаешь, какая у нас бабушка. — Она улыбнулась. — Ей только дай повод.

— Да, — сказала Кэролайн, сморгнув, но какая-то нотка в ее голосе свидетельствовала о том, что дочь ее не убедила.

Шарлотта обвела комнату взглядом: светло-зеленые занавески, мягкий ковер, ваза со свежесрезанными нарциссами, картины на стене, в углу — пианино, на котором любила играть Сара, на нем — семейные фотографии. Кэролайн сидела на краешке дивана, словно пришла в гости и в любую секунду готова уйти.

— В чем дело, мама? — несколько резко спросила Шарлотта. — Почему этот медальон так для тебя важен?

Кэролайн смотрела вниз, на свои руки, избегая встречаться с Шарлоттой взглядом.

— В нем хранилось кое-что… личного свойства. Мне не хотелось бы, чтобы это попало в чьи-либо руки. Это был подарок на память. Уверена, ты понимаешь. А я даже не знаю, у кого он сейчас… Это все равно что знать, что кто-то читает твои письма!

Шарлотта облегченно выдохнула. Она все еще не знала, чего опасалась, но внезапно напряжение ушло, смытое теплой волной. Все обстояло так просто!

— Ради бога, почему ты мне сразу об этом не сказала? — В том, что воришка откроет медальон, можно не сомневаться. Найдя подобную вещицу, любая женщина первым же делом заглянет внутрь. — Возможно, в тот день ты забыла застегнуть пряжку, и он действительно сорвался? Полагаю, карету ты обыскала как следует?

— О да, тотчас же.

— Когда, на твоей памяти, ты видела его в последний раз?

— Днем я была в гостях у Амброзины — Амброзины Чаррингтон. Она живет в восемнадцатом доме, исключительно очаровательная женщина. — По губам Кэролайн скользнула мимолетная улыбка. — Тебе бы она понравилась. Весьма эксцентричная особа.

Шарлотта никак не отреагировала на столь явный намек. Медальон в данный момент был гораздо важнее.

— Разумеется, — промолвила она сухо. — И в чем же это выражается?

Кэролайн в изумлении подняла на нее глаза.

— О, Амброзина — дама вполне почтенная, даже более чем. Ее дед был графом, а ее супруг, Лоуэлл Чаррингтон, — мужчина в высшей степени респектабельный. Она и сама бывала в высшем обществе, когда выезжала в свет. Конечно, те времена остались в далеком прошлом, но у нее и сейчас сохранилось множество связей.

— Звучит не очень-то и эксцентрично, — скептически заметила Шарлотта, подумав, что взгляд Кэролайн на эксцентричность разительно отличается от ее собственного.

— Она любит петь, — пояснила Кэролайн. — И репертуар у нее наистраннейший. Даже не представляю, где можно было выучить подобные песни. А еще она крайне забывчива; забывает даже то, о чем в высшем обществе следует помнить каждой женщине — вроде того, кто давал прием на прошлой неделе или же кто с кем состоит в родстве. Иногда допускает совершенно чудовищные оплошности.

После такого пояснения Шарлотта сразу же прониклась к леди Чаррингтон теплыми чувствами.

— Какая молодец! Должно быть, это так забавно…

Ей вспомнились те бесконечные вечера ее еще незамужней жизни, когда Кэролайн возила трех своих дочерей на знакомства с матерями «подходящих» молодых людей и они все сидели в мягких креслах, попивая слегка теплый чай и на глаз прикидывая доход, чувство стиля, цвет лица и приятность друг дружки, в то время как девушки гадали, какому еще зеленому юнцу они будут представлены и какая еще возможная будущая свекровь пройдется сейчас по ним своим оценивающим, жестким взглядом. Шарлотта вздрогнула при мысли о Питте в его кабинете с покрытым линолеумом полом и заваленным грудами бумаг коричневым столом; Питте, бродящем по мрачным аллеям и многоквартирным домам в поисках фальшивомонетчиков и сбытчиков краденого и лишь изредка — уже на других, более чистых и опрятных улицах — преследующем какого-либо медвежатника, растратчика или даже убийцу.

— Шарлотта? — Голос Кэролайн вернул ее в теплую гостиную на Рутленд-плейс.

— Да, мама. Возможно, будет лучше никому не говорить о случившемся. В конце концов, если медальон украли, вор вряд ли в этом сознается, а если вернут, то позаимствовавший его, возможно, и не станет заглядывать внутрь, сознавая, что там может находиться нечто личное. А даже если и станет, совсем не обязательно, что он сочтет это примечательным, — все-таки у каждого свои секреты.

Кэролайн натянуто улыбнулась, упустив из виду тот факт, что вор и не узнает о том, чей именно это медальон, без определенного исследования, которое подразумевает открытие фермуара и чтение дарственной надписи.

— Нет, конечно, нет. — Она поднялась. — А теперь почему бы нам не перекусить? Ты выглядишь очень хорошо, дорогая, но это отнюдь не повод пренебрегать здоровьем. Помни: ты ешь не только для себя одной!

Поданные блюда оказались превосходными и гораздо более изысканными, чем та скудная пища, которую Шарлотта позволяла себе днем в домашней обстановке, так что она решила ни в чем себе не отказывать. Затем они немного прогулялись по саду, и за защищавшими от ветра стенами такой променад оказался весьма приятным. Незадолго до трех они вернулись в гостиную и уже через полчаса принимали первую гостью.

— Миссис Спенсер-Браун, мэм, — официально объявила горничная. — Сказать, что вы дома?

— Да, разумеется, — быстро согласилась Кэролайн и, лишь дождавшись, когда девушка выйдет, повернулась к Шарлотте. — Живет напротив, в одиннадцатом доме. Муж — ужасный зануда, но сама она всегда полна жизни. Прелестное создание в своем роде…

Дверь вновь открылась, и горничная ввела в комнату посетительницу. Последней было года тридцать три — тридцать четыре; стройная, с тонкими чертами лица, высокой шеей, самой грациозной из всех, что Шарлотта когда-либо видела, и белокурыми волосами, собранными сзади в пучок по последней моде. Одета гостья была в серовато-бежевое кружевное платье.

— Моя дорогая Мина, как я рада вас видеть! — проворковала Кэролайн, да так беспечно, будто ее и не одолевали никакие мрачные мысли. — Вы весьма кстати.