ИЗМЕНА – пожалуй, самое страшное слово на свете! Чума, мор, проказа, проклятье, палач, казнь – тоже звучат по-особенному и заполняют людские сердца трепетным страхом. Даже у отважнейших смельчаков при сочетании этих звуков и соответствующей им тревожной интонации вмиг подкашиваются колени, а по телу проносится холодная дрожь. Слова – предвестники беды необычайно выразительны, они обозначают угрозу, большую опасность, но отнюдь не верную смерть для того, кто их услышал. Далеко не каждому суждено погибнуть от страшной болезни, косящей в зараженной округе по несколько десятков людей на дню. Проклятье можно снять или, на худой конец, сбежать от него. Палач может попасться недостаточно опытный, и пленник умрет еще до того, как боль сведет его с ума. Приговоренного к казни преступника могут в последний момент помиловать или освободить сообщники. Нет, эти слова хоть и страшны, но не исключают надежду, не выжигают ее из сердца каленым железом, в то время как слово «измена» обладает воистину магическим свойством; оно расставляет все точки над i и предвещает неминуемую погибель, которая вот-вот тебя настигнет.

Нет ничего страшного, если ты услышишь это зловещее слово в переполненном верной стражей королевском дворце или на рыночной площади перед изощренной казнью избитых, жалких с виду заговорщиков, прошедших через умелые руки безжалостного палача. Но если оно прозвучит в самом разгаре боя, можешь считать себя мертвецом!

Мартин ГЕНТАР, маг и моррон

«Измена!» – пронеслось по рядам защитников крепости. «Измена, нас предали!» – прокатился по верхнему ярусу укрепления многоголосый крик, на краткий миг заглушивший все остальные, куда более громкие звуки. Рев могучих катапульт, гулко извергающих в черное ночное небо пылающие огнем заряды; лязг стали доспехов; крики солдат; команды снующих по стене командиров; свист сотен арбалетных болтов, летящих со стен в огромную, занимавшую всю Шермдарнскую степь массу из плоти, стали и огней, медленно наползающую на крепость; предсмертные стоны падающих вниз орков; заглушающие друг друга боевые кличи отрядов нападающих и все остальные шумы идущего полным ходом сражения внезапно стихли, как будто преисполнившись глубочайшим уважением перед одним коротким и очень емким словом. Так расступаются в стороны молодые, задиристые бойцы, когда на арену ступает нога прославленного воина; не шумливого, с виду ничем не приметного, но смертельно опасного, способного сразить врага всего одним, отточенным годами ударом.

Плавно нажав на спусковой механизм, сержант отправил в толпу карабкающихся по стене орков последний болт и бросил вниз, на головы нападающих, уже бесполезный арбалет. Запас зарядов был быстро исчерпан, и вряд ли наемник смог бы найти связку новых болтов. В эту ночь защитники крепости стреляли, практически не целясь: когда на штурм идет несколько десятков тысяч врагов, важна не точность, а скорость стрельбы. Куда ни полетел бы выпущенный болт, он всяко нашел бы себе цель.

Сержант был не первым, далеко не первым из солдат верхнего яруса, кто, выхватив меч, бросился к противоположной стене и, перегнувшись через бортик без зубцов, собственными глазами увидел причину смятения в рядах защитников Великой Кодвусийской Стены, которое в любое мгновение грозило перерасти в панику. От горевших казарм к крепости быстро приближался многочисленный отряд, состоящий из гномов и рыцарей Храма. Первые ряды изменников уже достигли нижнего уровня и ударили защитникам пограничного рубежа в спину. Рассудок наемника, прошедшего через горнила десятков кровопролитных войн, временно помутился и не смог помочь застывшему от недоумения хозяину найти хоть какое-то разумное объяснение увиденному.

Ладно гномы, на этот низкорослый и очень воинственный народец люди всегда смотрели с опаской. Никто никогда точно не знал, что творится в широколобых головах малышей, обитавших в подземных пещерах. А уж те из них, кто выполз на земную поверхность и какое-то время прожил среди людей, были гномами из гномов, то есть отличались необычайной агрессией и крайне задиристым норовом. Гремучая, убойная смесь, в особенности если учесть природную физическую силу обитателей горных подземелий, поражающие воображение упорство и выносливость, а еще – остроту покрытых диковинными узорами топоров. Одним словом, если в бой вступили низкорослые бородачи, то схватка предстояла не из легких.

От гномов можно было ожидать чего угодно, в том числе и союза с орками, но храмовники!.. Священное воинство, призванное защищать человечество от нечистых сил и скверны, вступило в сговор с мерзкими орками и предало людей, тех, кому оно, собственно, и было обязано служить. Ведь если падет Стена, отделявшая мир людей от диких степей, то полчища уродливых, клыкастых тварей хлынут на разрозненные, ослабевшие после долгих войн королевства, и прольется столько крови, что страшно даже представить. Картина, увиденная сержантом и другими солдатами, была абсурдной, противоречила здравому смыслу и, как следствие, деморализовала защитников пограничного рубежа.

– Что рты раззявили, дармоеды?! Ишь, зрелище себе нашли! Можь, вам еще по краюхе раздать да чарку винца налить?! – вывел сержанта из состояния оцепенения звучный бас командира отряда, громыхнувший прямо у него за спиной.

Щедро раздавая оплеухи и тычки, рослый вивериец с повязкой капитана на левом налокотнике врезался в толпу зевак и всего за считаные секунды превратил обомлевшее стадо в хорошо организованное воинство.

– Никогда церковным крысам не доверял! И вам скок раз говорил, чтоб подальше от храмовников держались! Слишком мыслили много святоши воинствующие, оттого мозги и прокисли! – излагал свою точку зрения командир наемников, бойко орудуя локтями. – Вот к чему тараканы в башке приводят! А все потому, что и попами, и воителями хотели быть! Нельзя так… на двух лошадях усидеть седалища не хватит!

Воякам, осчастливленным капитанским кулаком, локтем или коленом, не потребовалось повторного аргумента, дабы вновь возвратиться на покинутые позиции. Лишь когда последний из них вернулся к стене и принялся сбрасывать на орочьи головы камни, капитан перегнулся через бортик и, просопев себе под нос что-то по-виверийски, выразил свое нелестное отношение к происходящему внизу.

Напав внезапно, да еще умело использовав значительный численный перевес, рыцари с гномами оттеснили наемников с флангов и зажали быстро таявший отряд нижнего уровня в центре позиции, как раз возле ворот. Положение было критическим, поэтому командир роты наемников не раздумывая отдал приказ, нарушающий все инструкции и предписания кодвусийского коменданта.

– Дибл, Фивер и ты, Жал, – немного подумав, кивнул капитан сержанту, – возьмите своих людей и живо вниз! Перережьте молельно-горняцкий сброд!

Приказ отдать легко, а вот исполнить его куда сложнее… Из десятка сержанта остались лишь четыре бойца: двое погибли, один находился при смерти, а трое остальных помогали обслуге катапульт подтаскивать тяжелые снаряды и камни. В десятках Дибла и Фивера было чуть больше людей, резерв же бил баклуши в башне, и Жал не мог понять, почему капитан не отправил вниз именно его. Однако что наемники, что солдаты регулярной армии не привыкли обсуждать распоряжения командиров, даже если и считали их неразумными. Не сказав своим людям ни слова, сержант лишь кивнул в сторону лестницы, возле которой уже толпились два неполных десятка солдат, и обнажил меч, предвидя, что вскоре блестящая сталь отполированного до блеска клинка обагрится кровью.