Пять-шесть веков тому назад докосмический философ Карл Маркс заявил, что добрыми намерениями вымощена дорога в ад. Он понял, что быть человеком… значит быть порочным.

Маркс был уверен, что нашел способ положить конец извечным человеческим страданиям и несправедливости: Делитесь всем, оставляйте себе лишь самое необходимое. Он никак не мог понять, почему человечество не видит выхода, хотя для него он был очевиден.

А на самом деле человечество не видело даже самой проблемы.

Маркс также говорил, что единственным противоядием душевных мук является физическая боль.

Но никогда не говорил, что время летит, когда мы наслаждаемся.

Я взглянул на ленту данных, в сотый уже раз удостоверяясь, что не прошло еще и часа с тех пор, как я остановился у высоких параболических окон Гнезда, глядя на мир, называемый Убежищем. Убежище от чего? Для кого? Такими сведениями нашу команду не снабдили.

Не от власти Тау. Не для нас. Наша экспедиция прибыла в сектор Первого падения менее суток назад. Мы были тут недостаточно долго, чтобы привыкнуть к местному планетарному времени. Но только мы успели расположиться, как в отель явился связной Тау Биотех с приглашением посетить прием, который давала корпорация.

Я достал из шелковистого кармана рубашки еще одну камфорную таблетку и сунул ее в рот, ожидая привычного эффекта. Язык слегка занемел. Я вновь взглянул сквозь захватывающую дух ширь окон Гнезда на далекие рифы. За них уже пряталось солнце, последними лучами расчерчивая, как на гравюре, острые вершины и неприступные склоны. Река острым ножом прорезала путаницу каньонов — она старалась веками, превращая пейзаж во что-то нереальное, похожее на сон.

Внизу подо мной та же самая река, которая преобразовала в мираж далекие горы, удивительно тихо падала с огромного отвесного уступа. Протс, связной Тау, называл это Большим водопадом. Разглядывая ленивый, мутный поток воды, я задавал себе вопрос: было ли это шуткой?

— Кот! — окликнул меня кто-то.

Я повернулся, предварительно окинув взглядом себя — внутри меня всегда жило опасение, что, опустив глаза, я обнаружу, что на мне нет одежды. Но одежда была на месте — все то же опрятное, классического покроя одеяние, за которое я переплатил в магазине отеля, чтобы выглядеть на этом вечере как Человек. Человек с большой буквы, как всегда говорили здесь, чтобы не спутать ненароком с гидраном — изгоем.

Город гидранов располагался тут же за рекой: Трое его жителей присутствовали на приеме. Я видел их несколько минут назад: они не телепортировались, появившись внезапно в толпе, а вошли в зал, как входили все гости. Интересно, могли ли они здесь выбирать способ перемещения?

Их появление повергло мои мысли в хаос. Я незаметно наблюдал за ними, присматривался к ним, пока отчетливо не понял, что заставило меня отвернуться к окну, и от волнения перехватило дыхание.

Сойти за людей — вот что пытались они сделать на этом вечере, хотя всегда будут изгоями. Их пси-уровень для окружающих — клеймо уродства. Эта планета когда-то принадлежала им, но пришли люди и отняли ее. Сейчас гидраны — чужаки, аутсайдеры, ненавидимые людьми, ибо это человеческое свойство — ненавидеть тех, кому ты причинил боль.

Камфорная таблетка во рту превратилась в мягкую кашицу, не принеся облегчения моим нервам. Я проглотил ее и вытащил из кармана следующую. Я уже использовал транквилизирующий пластырь. Я уже проглотил слишком много выпивки: напитки, казалось, появлялись, как только я оборачивался. Не в моих силах было удержаться от этого. И не потому, что я хотел сойти за человека, — лицо мое похоже на человеческое не более, чем лица тех изгоев, которые стояли сейчас в дальнем от меня углу зала.

— Кот! — Протс вновь позвал меня, на этот раз голос его звучал раздраженно, как у всех, кому кажется, что их не расслышали.

По его лицу было ясно: он попытается снова втащить меня в сутолоку приема. В его движениях чувствовалось негодование по поводу того, что я ускользнул от него. Я вынул камфору изо рта и бросил ее на пол.

Протс увлекал меня в толпу, я же лихорадочно оглядывался по сторонам в надежде увидеть хоть одно знакомое лицо — кого-нибудь из членов команды, с которой я прибыл. Мне показалось, что я заметил Педротти, нашего кодировщика, на другой стороне зала. Не раздумывая, я двинулся туда, бормоча вежливые извинения.

Протс, проявляющий такую заботу обо мне, был чиновником среднего звена в Тау Биотех. Его имя могло значить что угодно и он мог бы быть любой важной персоной из тех, с кем я только что здоровался — люди обоего пола и всех цветов, — но создавалось впечатление, что это один и тот же человек. Протс носил свой форменный темно-синий костюм и серебристую пелерину — цвета Тау — так, словно был рожден для них.

Возможно, так это и есть: в этом мире человек не работает на корпорацию — он живет для нее. Они называют это кейретсу, семья, докосмический термин, который впоследствии стал межнациональным, затем всепланетным и, наконец, межзвездным. Он будет существовать, покуда существуют корпорации, так как абсолютно верно описывает, как они крадут души.

Корпорация, предлагающая работу, не только будущая карьера человека. Это его наследие, его родина вне пространства и времени. В корпорации он становится клеткой нервной системы, ее мегабытия. Если человек удачлив и держит хвост пистолетом, он останется ею до смерти. А может быть и после.

Я взглянул на руки. Моя правая ладонь лежала на запястье левой руки, ощущая браслет с лентой данных, подтверждая мою реальность. Без такого браслета с идентификационным кодом ты не существуешь в этом мире. Несколько лет назад у меня его не было.

Семнадцать лет единственным моим идентификатором оставались шрамы. Шрамы от побоев, шрамы от порезов. Долгие годы у меня был искривленный, почти неподвижный большой палец, оставшийся изуродованным с той ночи, когда я залез в сумочку к неверно выбранной жертве. Браслет прикрывал шрам на запястье, где совсем не так давно было вживлено рабское клеймо каторжника. На моем теле много шрамов. Не думаю, что у кого-нибудь их больше.

Всю жизнь провел я на улицах мусорной кучи, которую люди называли Старым городом. Но моей жизни суждено было измениться. И одной из первых истин, которые мне пришлось постичь тогда, стало убеждение: если тебя замечают, то первым делом видят, что ты раздет.

— Это джентльмен Кенсо, возглавляющий наше правление. — Протс кивнул Кенсо, одному из боссов Тау, министру пищевой промышленности. Он выглядел как человек, никогда не забывающий о еде и не упускающий возможности плюнуть в протянутую руку. — А это леди Гиотис Бинта, представляющая правление Дракона, — перебил мои мысли Протс. — Она интересуется вашей работой.

Мои мысли потекли дальше. Дракон являл собой высокий уровень силы и влияния. Он владел Тау. Он контролировал все ресурсы этой планеты и, частично, сотен других. Он был суперкейретсу: Тау Биотех представлял собой лишь одно из звеньев синдиката, один из сотен пальцев, которые Дракон запустил в сотню различных лакомых кусков. Семья Дракона. Члены синдиката обменивались между собой товарами и услугами, поддерживали друг друга, искали то, что может заинтересовать кого-то из них, как положено в семье. Кейретсу также значит доверие… А сегодня Дракон не доверял Тау.