Юлия Монакова

Клоун. История одной любви

«Попасть в цирк легко, а вот уйти оттуда практически невозможно. Из цирка не уходят, из цирка уносят…»

Максим Никулин

ПРОЛОГ

Она влетела в больницу подобно шаровой молнии, появившейся из самого эпицентра грозы. Мокрые волосы прилипли к бескровному лицу, тушь и помада размазались, словно у дешевой привокзальной проститутки, а повлажневшая от дождя короткая юбка бесстыдно и вызывающе обрисовывала аппетитные бедра.

Однако на появление девушки мало кто обратил внимание. Вечерняя жизнь приемного отделения текла в привычном сумасшедшем ритме — пьяные драки, поножовщина, аварии, травмы и переломы, нашелся даже кое-кто с огнестрелом. Те пациенты, которые были в состоянии сидеть или стоять, терпеливо ждали своей очереди на осмотр, медсестры и санитары носились туда-сюда, гремя каталками, персонал в регистратуре заполнял документы на вновь поступивших.

— Вознесенский Макар! — заполошно выкрикнула девушка; в ее обезумевших глазах плескался не страх, а самый настоящий ужас.

Среди всей этой больничной размеренный суеты крик прозвучал неожиданно громко — так, что все вокруг невольно вздрогнули и обернулись.

— Вознесенский Макар, — повторила она уже тише и нервно облизнула пухлые губы. — Его должны были привезти на скорой около часа назад.

— А вы ему кто, родственница? — нехотя осведомилась девица за стойкой регистратуры, брезгливым взглядом окидывая промокшую визитершу.

— Я… — растерянно пролепетала та, невольно отступая на шаг. — Не родственница, но очень близкий ему человек. Наверное, самый близкий из всех, что у него есть! — горячо и убедительно добавила она.

— Посторонним справок не даем, — равнодушно отозвалась сотрудница больницы, тут же теряя к ней интерес.

— Да поймите вы, — девушка чуть не плакала, — это очень важно! И мне, и ему… я обязательно должна его увидеть… Прямо сейчас, немедленно! Ну пожалуйста, пустите меня к нему!

— А, явилась, не запылилась! — раздался нервный женский голос из противоположного конца коридора.

Девушка моментально узнала ее — это была Зоя Вознесенская, знаменитая воздушная гимнастка. Прямо сейчас она стремительно приближалась к девушке, не отрывая от нее злого колючего взгляда — невысокая, худенькая, даже хрупкая с виду… но девушка машинально втянула голову в плечи и еле удержалась от порыва испуганно зажмуриться, словно боялась, что женщина сейчас с размаху влепит ей пощечину.

— Немедленно выставьте эту дрянь вон! — напористо потребовала гимнастка, наткнувшись взглядом на первую попавшуюся медсестру. — Ей тут вообще не место. Это из-за нее мой сын сейчас здесь!

— Да что с ним? — робко пискнула девушка. — Скажите хотя бы, он жив?

— А ты хотела бы, чтобы умер?! — взвизгнула Вознесенская; лицо ее пошло красными пятнами. — Тварь, какая же ты тварь… Гадина подколодная, малолетняя шлюха! Ненавижу тебя! — отрывисто выплевывала она оскорбления, и, похоже, заводилась с каждым словом все больше и больше. — Всю жизнь моему мальчику сломала! Погубила его карьеру! Все наши планы похерила… все, о чем мы с ним мечтали… все, все! — руки ее ходили ходуном, глаза блестели лихорадочным блеском — кажется, она находилась на грани истерики. — Убирайся отсюда немедленно, пока я тебя не придушила!

— Пожалуйста, Зоя Витальевна, успокойтесь, — подошедший врач положил ладони разбушевавшейся женщине на плечи, пытаясь ее утихомирить, но та резким движением сбросила их и обвиняюще ткнула пальцем в девушку, словно призывая всех присутствующих полюбоваться на эту стерву.

— Она же всю душу Макару вымотала! Он жить не захотел после того, как она его бросила… Сука проклятая, ну какая же сука-а-а… — завыла она, обхватив себя руками и раскачиваясь в разные стороны.

— Вам действительно лучше уйти сейчас, — мягко обратился к девушке доктор.

Губы у той задрожали, однако она упрямо сжала их в полоску и вскинула подбородок, явно намереваясь стоять до последнего.

— Я просто хочу узнать, что с Макаром, и все! В конце концов, у меня есть на это право. Я… я его люблю.

— Любишь?! — снова завизжала Вознесенская, услышав последнюю фразу. — Любишь, паскуда?! Это у тебя называется любовью? Когда раздвигаешь ноги перед первым встречным?!

Девушка тяжело дышала. Глаза у нее сделались совсем огромными из-за непролившихся, тщательно сдерживаемых слез. Она обернулась к доктору и умоляюще уставилась ему в лицо.

— Можете мне не верить, но мне и правда есть дело до Макара, — проговорила она, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. — До того, что он действительно хочет, о чем мечтает… в отличие от его матери, которая думает только о его будущей карьере, а на то, что он чувствует — ей плевать.

Гимнастка задохнулась от возмущения.

— Это ты на меня, что ли, намекаешь?! Да как ты в принципе смеешь вякать что-то на мой счет? Ты вообще никто и звать тебя никак! Что ты можешь знать о нашей семье?! О нас, о наших с ним отношениях?!

— Только то, что вы задушили Макара своими амбициями, — безжалостно припечатала собеседница, снова повернувшись к женщине и с вызовом уставившись ей в глаза. — Вам ведь по большому счету вообще насрать, о чем думает и чем живет ваш сын. Главное — это то, чего вы сами от него хотите. И еще скажите, что это не так! — запальчиво выкрикнула она. — Вы же все будущее ему уже распланировали на много лет вперед! — девушка повысила голос до критического уровня, казалось — она вот-вот сорвется и разрыдается.

Невольные зрители наслаждались этим спектаклем, разворачивающимся прямо у них на глазах: цирк, да и только! Еще бы в волосы друг другу вцепились — вообще крутяк будет.

— Да, я планировала! — истерично выкрикнула женщина. — Я надеялась и верила! Потому что я точно знаю, что хорошо для моего ребенка, а что плохо. Я мать! Я его рожала, растила и воспитывала, поэтому вправе решать!

Поняв, что из двух зол надо выбирать меньшее и диалог сейчас лучше строить именно с девушкой (она показалась ему более адекватной), доктор обратился к ней:

— И все-так, прошу вас, уйдите. Больница — не место для выяснения отношений и сведения личных счетов. Еще только вашей драки нам тут не хватало для полного счастья.

— Я не собиралась выяснять отношения… и драться тоже, что я — дура, что ли?! Просто хочу узнать, что с Макаром. Господи, ну что же вы такие трудные, такие непробиваемые?! — воскликнула девушка в отчаянии. — Неужели так сложно понять… — и она наконец разрыдалась, обессиленно привалившись затылком к стене и медленно сползая по ней вниз.

Доктор закатил глаза в красноречивой пантомиме «я так и знал».

— Успокоительного. Обеим, — негромко распорядился он, обращаясь к медсестре, и буркнул себе под нос презрительно и емко: