если нельзя летать?!» В свои двенадцать он выглядел значительно взрослее: тело окрепло, подкачались руки, а сила воли у него всегда была другим на зависть.

Работать в жанре воздушной гимнастики официально позволялось лишь с восемнадцати лет, но у Макара так здорово получалось, что родители добились для сына разрешения летать под куполом цирка уже в четырнадцать. Он выступал с номером на кордепарели[1] на высоте пятнадцать метров — первый и единственный в этом возрасте абсолютно без страховки.

У всех цирковых детей даже игры были соответствующие — они устраивали представления друг для друга. А школа… ну что — школа? Всего лишь скучный, но, к счастью, преходящий фоновый элемент.

Обычно цирк приезжал в какой-нибудь очередной город, а уже утром Макар шел к директору с пачкой документов. Как правило, просто спрашивал у администрации гостиницы: «Где у вас тут ближайшая школа?»

Он не затруднял себя запоминанием имен и лиц одноклассников, не вливался в их тусовку, не зависал с ними вместе после уроков — было банально некогда. Его даже от физры освобождали… потому что чего-чего, а физкультуры в жизни Макара Вознесенского было и так предостаточно.

Квартира, к слову, оказалась неплохой. Лучше, чем он ожидал. Трешка, вид на Балтийское море из окна гостиной, симпатичная меблировка…

А вот Миша, бывший однокурсник матери, Макару категорически не понравился. Этакий слащавый типчик с улыбкой как у гребаного, мать его, Кена!

— Ну, здорово, приятель! — Миша протянул Макару ладонь для рукопожатия, делая вид, что страшно рад его видеть.

— Я вам не п-приятель, — строптиво отозвался тот. — И вряд ли когда-нибудь им стану. Не г-горю желанием, знаете ли…

— Макар! — шокированно ахнула мать, заливаясь краской. — Какая муха тебя тебя укусила? Извинись немедленно!

«Ага, щас, разбежался. Шнурки только поглажу». Макар не стал говорить этого вслух, но судя по вытянувшейся физиономии красавчика, иногда он вполне неплохо читал мысли.

— Миша столько для нас сделал! — продолжала распыляться мать, снова сбиваясь на уже знакомый Макару ненавистный пафосный тон, как в плохом театре. — Он нашел для нас это жилье! И именно ему мы обязаны тем, что…

— Перестань, Зоенька, — Миша предостерегающе поднял руку. — Не стоит.

Зоенька!.. Не, ну охренеть просто.

— Спасибо, дядя Миша, — с чувством отчеканил Макар, даже не запнувшись на проклятой «д» в первом слоге; он бы даже отвесил ему поклон, но понял, что это будет смотреться уже совсем издевательски.

Тот скривился, словно прожевал дольку лимона.

— Можно просто «Михаил» и на «ты», — великодушно разрешил он.

Макар округлил глаза в притворном ужасе.

— На «ты»?! Что вы, я не могу. К-как можно, — и все-таки он не сумел выговорить целую фразу без запинки. — Вы же это… ну, уже в возрасте.

Миша скрипнул зубами.

— Мы с твоей матерью ровесники.

Макар, конечно же, был в курсе, мать ведь говорила, что они учились вместе. Однако он сделал вид, что страшно удивился:

— Серьезно? А выглядите старше лет на д-десять — пятнадцать.

— Макар! — гневно взвизгнула мать, и он понял, что пора закругляться.

— П-пойду к себе, — невозмутимо объявил он, подхватывая чемодан. — Вещи раскидаю.

— Клоун… — услышал он обиженно-обреченный материнский вздох, адресованный ему в спину.

И следом — вполголоса, от этого мерзкого Миши:

— Успокойся, парня можно понять. Возраст у него такой… обвиняющий.

Ты смотри, какой понимающий, сука!

Макару захотелось изо всех сил шарахнуть кулаком по дверному косяку, но он сдержался.

2

Пинком отправив чемодан под кровать, он решил, что разберет вещи, когда немного остынет. Выскочив на маленький балкончик, Макар жадно глотнул ртом холодный и густой влажный воздух. Несмотря на январь, моросил мерзкий дождь, но Макар с каким-то мазохистским удовольствием подставил разгоряченное лицо колючим струям.

Сейчас, во время дождя, городок выглядел еще более серым, безликим и унылым, чем прежде, несмотря на обилие ярких зданий. Голые деревья не добавляли красоты картинке. Макар еще раз с тоской обвел взглядом окрестности, привыкая к мысли, что ему теперь предстоит здесь жить.

Внизу послышались оживленные голоса. Макар нехотя опустил взгляд и увидел двух подружек, чирикающих возле кофейного автомата. Обе в нелепых цветных дождевиках, с красными от холода лапами… Они старательно пересчитывали мелочь на влажных ладошках и по очереди опускали монеты в щель монетоприемника. Этаж был второй, так что Макар прекрасно слышал каждое их слово и видел каждый жест.

— Я буду ванильный капучино! Или нет, лучше сливочный! Только сахара можно побольше, добавь еще одну порцию! — попросила одна из девчонок с предвкушением в голосе.

— Слушай, не хочу, конечно, обидеть, но… с твоей жопой ты бы поаккуратнее насчет сахара. Да и насчет сливок тоже, — заметила ее спутница.

Макар невольно хмыкнул. Диалог его заинтересовал; он наклонился и вытянул шею, пытаясь увидеть лица обеих собеседниц.

— Меня моя жопа вполне устраивает, — сухо отозвалась любительница сладкого капучино. — Во всяком случае, пока еще никто не жаловался…

— Ну, сама смотри. Мое дело предостеречь, — фыркнула вторая. — Годам к двадцати пяти ты в дверные проемы пролезать перестанешь.

— Ой, к двадцати пяти… скажешь тоже! Когда это еще будет! — беззаботно отмахнулась девчонка.

К сожалению, разглядеть под просторным дождевиком ее фигуру было практически нереально, а Макару, как назло, стало по-настоящему любопытно — так ли велика… хм, жопа, как о ней говорят? А еще ему показалось, что та, которая советовала пить кофе без сахара, из-за чего-то злится на толстуху, хотя изо всех сил пытается казаться миленькой и заботливой.

Автомат страшно глючил, скользкие намокшие кнопки не срабатывали с первого раза, девчонка — та, которая орудовала у автомата — психовала и ругалась. Наконец оба напитка были готовы.

— М-м, кайф! — блаженно застонала жопастая, обхватив стаканчик озябшими пальцами и делая первый нетерпеливый глоток.

Было в ее голосе что-то такое… чувственное, что Макар тут же вообразил ее, говорящую эти же слова в другой ситуации — более двусмысленной. И моментально, как полный придурок, почувствовал реакцию в штанах на свою дурацкую фантазию. Черт!

Он все сильнее и сильнее тянул шею, пытаясь разглядеть лицо девчонки, одновременно рискуя перевалиться через перила балкона и загреметь вниз. Видимо, бог услышал его мысленный призыв — дождь вскоре прекратился. Обе девчонки, не сговариваясь, откинули назад капюшоны своих дождевиков и явили миру классическую пару подруг: блондинка и брюнетка. Впрочем, нет… волосы у любительницы капучино были скорее темно-каштановыми — длинными, волнистыми, очень красивыми. Макар представил, как пропускает эти пряди сквозь пальцы… и в штанах стало еще теснее.

Он по-прежнему не мог рассмотреть лица ни одной, ни другой — обе уткнулись носами в свои стаканчики и