* * *

В сиротском приюте Святого Морвальда был день, когда люди, решившие взять приёмного ребёнка, приходят посмотреть на детей, чтобы приглядеть себе кого-нибудь подходящего.

– Вот скукотища! – сказала Уховёртка своему другу Костадо.

Их вместе со старшими детьми собрали и построили в столовой. Уховёртка считала, что всё это пустая трата времени. Самой Уховёртке в приюте Святого Морвальда жилось просто прекрасно. Ей нравились и витавший повсюду свеженький запах мастики для полов, и комнаты, залитые ярким солнцем. И здешние обитатели ей тоже нравились. Дело в том, что все – от заведующей миссис Бриггс и до самых новеньких малявок – беспрекословно слушались Уховёртку. Если Уховёртке хотелось на обед картофельную запеканку с мясом, она заставляла повара приготовить ей картофельную запеканку. Если Уховёртке хотелось новый красный свитер, миссис Бриггс тут же мчалась покупать ей свитер. Если Уховёртке хотелось поиграть в прятки в темноте, все дети играли с ней, хотя некоторые боялись темноты. Сама Уховёртка ничего не боялась. Она была с характером.

Из соседней комнаты, игровой, доносились голоса: туда собрали всю малышню – тех, кто ещё ползал или только-только научился ходить, – и тоже выстроили. Уховёртка слышала возгласы: «Ой, какая лапусечка!» и «Только посмотри, что за чудные глазки у этого крошки!».

– Фу, гадость! – пробурчала Уховёртка. – Да как они смеют!

Малышня Уховёртке нравилась – почти все, кто ещё ползал, и все, кто уже ходил, – но она не считала, что ими нужно любоваться. Это же люди, а не куклы.

– Тебе-то что? – спросил её друг Костадо. – Тебя никто никогда не выбирает.

Костадо нравился Уховёртке больше всех в приюте Святого Морвальда. Он всегда беспрекословно слушался её. У него был только один недостаток – он вечно чего-то боялся.

– Тебя тоже никто никогда не выбирает, – успокоила она его. – Не волнуйся.

– Всё равно подходят и прямо-таки нависают над тобой, – пожаловался Костадо. – А иногда даже почти выбирают! – После чего расхрабрился и добавил: – Уховёртка, а тебе никогда не хотелось, чтобы тебя выбрали и ты уехала жить куда-нибудь в другое место?

– Нет, – отрезала Уховёртка.

Однако тут было над чем подумать. Может, это и весело – поехать жить в обычный дом, как все другие дети. Но тут она вспомнила, сколько в приюте Святого Морвальда народу, который беспрекословно слушается её, и поняла, что в обычном доме с ней будут жить всего человека два-три, самое большее шесть. Маловато и неинтересно.

– Нет, – повторила Уховёртка. – Если меня и выберут, это будут очень странные люди.

В этот самый миг в столовую из игровой влетела миссис Бриггс, вся красная и запыхавшаяся.

– Здесь у нас те, кто постарше, – сказала она. – Если хотите, пойдёмте со мной, я представлю вам наших воспитанников и немного расскажу о каждом ребёнке.

Уховёртка еле успела шёпотом предостеречь Костадо: «Не забудь скосить глаза, как я тебя учила!» – и тут в столовую следом за миссис Бриггс вошла очень странная пара. Уховёртка видела, что они изо всех сил стараются выглядеть нормально, но сразу поняла, что нормальными их не назовёшь. Даже близко. У женщины один глаз был карий, другой голубой, а лицо помятое и рыхлое. Несимпатичное лицо. Женщина хотела сделать его посимпатичнее и для этого завила волосы и подкрасила их голубым, а губы густо намазала фиолетовой помадой. Это совсем не сочеталось ни с коричневым твидовым костюмом, ни с ярко-зелёным свитером. И всё вместе совсем не сочеталось с большой красной шляпой и небесно-голубыми сапожками на высоких каблуках.

Что же касается мужчины, то, когда Уховёртка посмотрела на него в первый раз, она решила, что прошла бы мимо такого по улице и не обернулась. А когда посмотрела во второй раз, и вовсе едва его разглядела. Он был будто узкий чёрный мазок в воздухе. После этого с каждым следующим разом, когда Уховёртка смотрела на него, он становился всё выше и выше, а его лицо – всё мрачнее, и он всё сильнее хмурился. А ещё у него, кажется, были длинные уши. К тому времени, как мужчина и женщина остановились перед Костадо, Уховёртка уже не сомневалась, что ростом этот мужчина метра три и что из его головы и в самом деле растут две какие-то штуковины. Может быть, конечно, и уши, но Уховёртка решила, что, скорее, рога.

– Этот мальчик – Джон Костер, – говорила тем временем миссис Бриггс. Уховёртка была рада, что она не Костадо. – Его родители погибли при пожаре, – пояснила миссис Бриггс. – Ужасное несчастье!

Когда миссис Бриггс так говорила, Костадо обычно дулся. Он не любил, когда кто-то намекал, что у него несчастная жизнь. Но сейчас Уховёртка видела, что он до того испугался странной пары, что даже не рассердился. И совершенно забыл скосить глаза.

Не успела Уховёртка пихнуть Костадо, чтобы напомнить, что надо косить, как странная пара утратила к нему всякий интерес. Перешла к Уховёртке и остановилась прямо перед ней. Костадо весь побелел от облегчения.

Миссис Бриггс вздохнула.

– А это Ая Ховарт, – без всякой надежды проговорила она.

Миссис Бриггс никак не могла взять в толк, почему, собственно, никто не хочет забрать Уховёртку к себе. Уховёртка была тощая. Передние зубы и локти у неё торчали, и она упорно завязывала волосы в два хвостика, которые тоже торчали, как и локти и зубы. Но миссис Бриггс попадались гораздо более некрасивые дети, которые были прямо-таки нарасхват. Ей было невдомёк, что Уховёртка отлично навострилась делать так, чтобы выглядеть как можно противнее. Для этого она хладнокровно и методично выстраивала нужные гримасы, словно тянула за ниточки изнутри, и поступала так всегда, поскольку её в приюте Святого Морвальда абсолютно всё устраивало. Вот и сейчас она сделала всё, чтобы выглядеть попротивнее. Она решила, что в жизни не видела такой кошмарной парочки. А они мрачно уставились на неё.