Айла

— Никогда больше не смей поднимать на нее руку! — глаза Виктора горели такой яростью, какой я никогда прежде не видела.

Теперь понимаю, почему все в стае так его боятся. Все — кроме меня.

— Я хочу, чтобы она исчезла, — с каждым моим словом в комнате становилось холоднее.

Мы с мужем ссорились не в спальне, а в нашей огромной гостиной, и воздух тут остывал медленнее. Пятнадцатиметровую комнатку я уже давно бы заморозила.

— Этого не будет. Я озвучил тебе свое решение. И я очень не люблю, когда мои приказы оспаривают, — глаза Виктора превратились в две злые щели.

— Ты мне угрожаешь? — я прекрасно понимала, что не стоит затевать с альфой такие игры, что нужно вовремя остановиться, но не могла уступить, не могла сдаться.

Вот и там, в общем зале, мне не следовало давать пощечину этой его омеге, только себе сделала хуже. Виктор вступился за нее на глазах у всей стаи. За нее! И ведь она наверняка специально спровоцировала меня, а я повелась, как глупая девчонка.

Я сжала кулаки, и температура опустилась еще на градус.

— Я тебя предупреждаю, Айла. В последний раз. Ты моя жена и моя альфа-самка, и лишь поэтому я тебя сегодня прощаю. Но больше нарушения своих приказов не потерплю, — Виктор уже взял себя в руки, но от его слов веяло еще большим холодом, чем от меня.

— Ах, так это ты делаешь мне одолжение? — с улыбкой проговорила я, чувствуя, что ледяной гнев окончательно захватывает мой разум. — Право, не стоит.

Муж ухмыльнулся. Я тысячи раз видела эту его ухмылку — жесткую и циничную. Но никогда раньше он не адресовал ее мне. Как это вышло? Куда делся тот любящий и заботливый Виктор, которым я очаровалась семь лет назад? Как какая-то омега смогла всего за несколько месяцев забрать у меня его? Впрочем, зачем обманываться, что я не знаю ответа? Знаю. Конечно, знаю.

— Что ж. Думаю, ты права. И правда не стоит проявлять к тебе снисхождения, — процедил Виктор, — я ожидаю, что до вечера ты извинишься за свое недостойное поведение.

— Не дождешься, — ослепительно улыбнулась я, и воздух охладился так сильно, что у меня изо рта пошел пар.

— Перед ней, — ответил на мою улыбку Виктор.

— Никогда, — пообещала я, понимая, что сама рою себе могилу.

Но я не могла иначе. Я — альфа-самка этого клана. Я не уступаю. Никогда.

— Значит, мне придется тебя заставить. И будь готова этой ночью — я приду к тебе.

— Иди к своей шлюхе, — выплюнула я.

— А вот это не тебе решать. Ты — моя жена. Откажешься исполнять свой долг, с которым и так не очень хорошо справляешься — шкуру спущу. В прямом смысле слова, — с этими словами мой некогда горячо любимый муж грациозно, как это умеют все волки, развернулся и вышел из комнаты.

А я дождалась, когда за ним хлопнет входная дверь, и рухнула на ковер. Сил больше не осталось. Ни на то, чтобы стоять, ни на то, чтобы сдерживать слезы. Его последние слова меня добили. Виктор знал, куда ударить больнее.

На самом деле я вовсе не такая крутая, какой кажусь остальным. Жаль только, что поняла это только теперь. Поначалу, когда восемнадцатилетней девчонкой вышла замуж за альфу нашей стаи, я упивалась своей силой и способностью подчинить любого волка в нашем Клыке. И только когда Виктор начал отдаляться, я осознала, что значительную часть «моей» силы и крутости давал муж.

А теперь эта омега его забрала. За три месяца приручила, как щенка, как домашнего песика. Виктор впервые ударил меня, когда я два месяца назад назвала его так. Песиком. Скула потом долго была синей, хотя я уверена, что он бил в четверть силы. Я прокусила ему ладонь. Вот и все, на что я оказалась способна.

Это только рассмешило и распалило мужа. После той ссоры у нас был обалденный секс. Но потом, с каждой новой сценой, которую я устраивала, становилось хуже и хуже. А та дрянь его поглаживала и ласкала. Хитрая девка. Омега недоделанная.

— Это ты недоделанная, — сказал мне как-то на это Виктор.

Слезы лились ручьем. Вокруг было холодно.

Что мне теперь делать? Виктор выбрал ее. При всех. А скоро вообще станет на руках носить. И стая его поддержала. Никто не вступился за меня! Все эти сочувственные и насмешливые взгляды! Ненавижу их!

Мои когти выдвинулись сами по себе, вспарывая ковер и оставляя на полу глубокие трещины. Я не выла только потому, что мой вой было бы слышно и за пределами квартиры. Не доставлю я им такого удовольствия.

Что мне теперь остается? Виктор не изменит своего решения. И думать о том, что сегодня я должна буду разделить с ним ложе, было невыносимо. Он уже неделю не приходил, оставался с ней. А теперь снизошел.

Обида душила, не давая дышать. Казалось, что мою грудь стискивают железные обручи. Я глотала ртом холодный воздух, который обжигал горло, но вдохнуть не получалось. Горячие слезы застывали прямо на щеках.

Ненавижу! Как же я ее ненавижу! И Виктора тоже, но ее сильнее. Она забрала у меня все. Все, что было моим по праву. Это я — самая красивая волчица стаи. Это я — альфа-самка. Это я родилась с ослепительно-синими глазами Заклинательницы Холода.

Ковер, на котором я лежала, совсем одеревенел. Даже Холод насмехался надо мной. Такие, как я, нужны, чтобы сдерживать Стужу, а не наоборот. У меня же пока получалось только призывать. Ненавижу! Ненавижу их всех!

Слезы продолжали бежать, а вот вдохнуть так и не удавалось. Воздух проникал в легкие тонюсенькой струйкой. Да что же это такое? Я почувствовала, что задыхаюсь, и с каждой секундой — все сильнее.

В глазах потемнело. Просто вдохнуть! Ну же! Блеклое солнце равнодушно наблюдало за мной сквозь большое окно. Воздух.

Я вцепилась пальцами в горло. Дышать. Ногти впились в шею, сдирая кожу. Глубокие, длинные царапины. Но недостаточно глубокие, чтобы через них шел воздух.

Дышать, Айла! Дышать! Я рванула пальцами воротник платья. От кисти разлетелись красные капли крови, и воздух с шумом ворвался в мои легкие.

Несколько минут я продолжала лежать, восстанавливая дыхание. Что это было? Что? Мысли путались.

Темнота перед глазами потихоньку рассеивалась. Я поднесла ко рту ладонь и по волчьей привычке облизала кровь.

Язык коснулся чего-то шершавого. Я долго смотрела на свою руку, не в силах понять, что это. Кожаный шнурок, на нем — клык, который и порезал мою ладонь. Брачное ожерелье, вымоченное в призрачной крови. Магическое украшение, которое мужчина надевает на свадьбе невесте, превращая ее в жену. Мое ожерелье. Мое брачное ожерелье, которое невозможно снять, висело теперь на моей окровавленной руке.

Я отбросила шнурок подальше, в самый угол комнаты, даже не отдавая себе отчета в том, что делаю. И стало легче. Сразу стало легче, ушла та боль, которая не давала покоя последние месяцы.