Андрей Черных

До-бемоль минор

Вавилову Михаилу, благодарному другу и воспитанному человеку.

«И только в снах, только в поэзии и в игре случается такое: зажжешь свечу пройдешь с ней по коридору — и вдруг заглянешь в то, чем мы были раньше, до того, как стали тем, чем, неизвестно еще, стали ли».

Х. Кортасар («Игра в классики»)

1

«Я чувствую себя как в Детстве, в школе, когда никак не можешь или тебе не дают что-то доказать, а что — и сама не знаешь. Вот как я себя чувствую».

Э. Олби («Все кончено»).

Не заметив рыжего южного муссона, о котором не имею представления, и не выставив обе ноги вперед для самозащиты, я несправедливо завалился в сырость. Меня приметили, обратили взоры осуждения. «Ничего и тр. пр..» — порешил я и пытался приподнять себя с целью очеловечиться. Однако не суждено было тому случиться, судьба распорядилась иначе, а именно — заставила меня влюбиться в эту неприветливую для жизни секунду (не в секунду влюбиться, а, разумеется, в женщину).

Описываю: хитро двигающийся стан, синий гольф на обе ноги, прочный не сворачивающий взгляд (на оба глаза), крупная дамская сумка по всей таинственности, видать, для хранения бриллиантов и других ценных предметов — и сердце, сердце…

«Это ты!» — кричал я, не открывая рта и оставаясь в полу горизонтальной власти гравитации.

«Дождей не хватит, чтобы передать ожидание т е б я..» — чуть было не сорвалось с моих зубов и языка

— Дурак! — шипела она, вполне материально распахнув уста и — несмотря на трудность — протянула «платок для носа» в цветочек.

— Нннь… — сглотнул я уже громко вслух и, с ловкостью разрядника, умудрился не завалиться повторно.

Минутой позже завязался диалог, в аритмичном ходе которого я спешил произносить разнообразные вопросы с той лишь целью, чтобы не ушла она, на что она почти так же скоро давала чуть менее разнообразные ответы, вероятно с тем, чтобы не уполз я…

***

С представителем частного извоза я рассчитался «не глядя» последними металлическими рублями, а подруга Женя приветствовала нас весьма массивным пирогом и… в изящном столетнем халате в горох.

К этому моменту я успел уже выяснить, что ЕЕ величают Анной, и совсем твердо помнил, как зовут меня.

Вечером обнаружилось, что Женя не очень любит убирать квартиру, посуду же моет утром, с двенадцати до тринадцати, поскольку именно в эти ранние часы на нее обваливается полноценная бодрость духа и еще какая-то интересная сила.

Известная кистевая мощь помогала Жене вырезывать из пирога отдельные части, на что никак не реагировал прозрачный от старости и абсолютно омерзительного вида кот, бесстыдно валявшийся на коленях у хозяйки, которая, в свою очередь, продолжала повествовать:

— …а если бы мне вдруг удалось родить, то назвала бы Петей и переехали б мы жить в Москву — там теплее и больше всяких событий происходит.

В этот момент из забытого крана потекла ржавая теплая вода; все разом припомнили о позднем времени и умолкли…

— А я рожать никогда не хотела и хотеть пока не собираюсь, — разрушив неловкость паузы, девушка Анна всучила мне подсохшие грязные чашки с блюдцами и устремилась в направлении ванной комнаты —, а только смею заметить, что мне и без того хорошо… Сегодня!

Мгновенно сообразив, что конец фразы олицетворяет собою некий запоздалый пароль для Жени в отношении дальнейших действий, я — с нелегальным вздохом облегченья — проследил за тем, как хозяйка стряхнула с себя остатки лирической мины, журчащего кота, крошки пирога и приоткрыла рот:

— Я принесу вам полотенце и приготовлю белье.

Выкуривались последние две сигареты на троих, агрессивно кипятилась рыхлая зубная щетка для меня, произносились последние мягкие слова для Жени, лениво и «честно» зевали мои губы (для Анюты), и квартира, наконец, присоединилась к темным и слепым другим квартирам этого района — для Ночи!

***

Середину этой белой тихой ночи шипенье голоса захватило врасплох:

— Я так рада, что в ожиданиях своих ты видел меня, а не кого-нибудь другого. Как хочется, чтобы так же хорошо, как сегодня, было всегда… И вовсе ничего, что ты такой «старинный». Теперь у тебя тоже все по-другому, да?

Приподнимаю волосы со лба, там — усталость и влажность. Молчу, гляжу вертикально и думаю: «Милая, маленькая девочка моя, ты — зелень моего повседневного костюма, нежная хвоя грубой «кожи моей, ты — вода, все поры обнимающая, ты — вода, целующая… И — вода, обреченная испаряться. Ты — обречена, а я — животное!»

— Ты что-то сказал?

— Нет.

— Я слышала. Не ври и повтори.

— …я говорю, что ты — зелень… первая, вода… талая. Словом, что ты — весна, а я — …старинный.

— Неправда, ты хороший…

От лучей уже слезился глаз, красные задницы насекомых примостились над ковром у потолка, а заботливая Женя ломилась в дверь с воплями о том, что уже давно десятый…

Обручальное кольцо едва не выкатилось из правого кармана, ну а времени на чистку зубов явно не оставалось, не говоря уж о пирогах и тр. пр…

2

Утро каждого понедельника всегда вызывало во мне противоположные эмоции. С одной стороны, понедельник — традиционно тяжелый день, от этого становится немного неуютно и приходится вздыхать чаще, нежели в другие дни недели — просто так, по воле рефлекса. С Другой стороны, утро понедельника — начало новой недели в жизни, поэтому в груди накапливается этакая приятная теснота, тревожное ожидание чего-то трогательно-нового и неизвестного еще, — почти как в первые дни нового года.

Конечно, далеко не последнюю роль в такой ситуации выполняет и состояние здоровья (график которого от понедельников к понедельникам стабильностью отличается не всегда), но все же, если есть повод настроению подниматься, а еще лучше — причина, тогда и жизнь норовит продолжаться, и люди кажутся добрей. Это песня известная…

На этот раз во мне боролись две естественные силы — воспоминания ночи и предощущение вечернего накала страстей при свидании с супругой. Последняя сила старалась завладеть организмом прежде, чем я успею добежать к рабочему столу и, прищурив сладко веки, вспомню девушку мою Анну, Зелень мою и Воду, Рыбу Золотую, Птицу Голубую… Поэтому некоторые ступени