Тоскана, 1474 год

В церкви было тихо, от мрамора веяло леденящим холодом. На алтаре горели свечи, и отблески пламени мерцали на позолоченном окладе иконы Богоматери, изображенной в окружении святых и ангелов с печальными лицами. За пределами алтаря в церкви царил полумрак. Орландо Ландуччи был один.

Если не считать женщину, лежавшую в гробу у подножия алтаря. Сестра Орландо, навсегда покинувшая его.

Орландо опустился на колени возле гроба, сложил руки для молитвы, но нужные слова не шли на ум. Даже здесь, в этом святом месте, он не мог отрешиться от яростного гнева, пожиравшего его изнутри.

Лицо Марии Лоренцы, такое прелестное при жизни, сейчас было бледным и спокойным. Ее светлые волосы скрывала белоснежная полотняная повязка, карие глаза закрылись навсегда, застывшие пальцы крепко сжимали распятие. Наверное, теперь она обрела долгожданный покой. Наконец.

Страдания ее были поистине велики. Но разве может она найти покой, когда ее убийца еще ходит по земле?

Да, не Маттео Строцци поднес бутылочку с ядом к ее губам, но он незримо руководил Марией, когда она решилась на последний в ее жизни поступок. Воспоминания о предательстве Маттео преследовали Марию до конца ее короткой жизни, хотя прошло столько месяцев. Время бессильно было залечить рану. Негодяй…

Мария не попросила бы у Орландо помощи, но теперь ему не нужно было спрашивать ее позволения. Это его долг. Ради сестринской любви, которую она дарила ему.

Вкладывая маленький букетик весенних цветов в пальцы Марии, сжимавшие распятие, Орландо вспоминал свое детство, проведенное рядом с сестрой. Сколько радости они находили в общении друг с другом – забирались на деревья, бегали по ячменному полю, смеялись… А как они перешептывались и хихикали в церкви вместо того, чтобы внимать словам священника. И так же хорошо Орландо помнил слезы Марии и неприкрытый страх в ее глазах, когда Маттео Строцци обманул ее. Брат был единственным человеком, которому она могла довериться, рассказать обо всем.

Мария Лоренца была рядом с Орландо, сколько он себя помнил. Его милая, красивая сестренка. Она не заслужила страданий, которые свели ее в могилу.

Пронзительный крик ребенка нарушил тишину храма. Орландо поднялся с колен и обернулся. В дверях стояла одна из монашек, бережно прижимавшая к груди новорожденную дочь Марии, хрупкий росток новой жизни перед гробом матери. Его племянница, о которой некому позаботиться, кроме него, Орландо. Девочка потеряла мать, не успев узнать ее. Мария была уверена, что не сможет вырастить ребенка, что ее позор несмываемым пятном ляжет на незаконнорожденную дочь и потому решилась покинуть этот мир. Она не в силах была выносить унижение, выпавшее на ее долю.

И причиной тому был Маттео Строцци. Но этот негодяй заплатит за содеянное. Орландо позаботится об этом.

Тоскана, сельская местность, весна 1478 года

Девичий голос, мягкий и приятный, читал сонет Петрарки. Этот голос, созвучный теплому бризу, переплетался с жужжанием пчел, искавших самые ароматные из летних цветов, с щебетанием птиц. Ветер играл листьями на искривленных ветвях оливковых деревьев, шумел в кронах высоких кипарисов. Это был медленный, ленивый, тягучий, как сироп, день. Над полями струился зной. О работе и думать было нечего.

Однако для Изабеллы ясный, солнечный день был благословением. Конечно, ей нужно было кое-что сделать по дому. С наступлением лета пища стала легче, тяжелые портьеры и толстые зимние ковры сменились тонкими воздушными тканями. Слуги обменивались сплетнями у распахнутых окон, чистили овощи для легкого супа. Цыплята, которым сегодня повезло не попасть в похлебку, копались в земле на заднем дворе. Нет, Изабеллу не ждут дома до заката, когда отец оторвется наконец от своих книг и захочет поужинать.

Изабелла склонилась над альбомом, растушевывая пальцем резкую линию, проведенную углем.

Голос дрогнул.

Изабелла подняла глаза. Вероника, юная дочь соседа, по-прежнему сидела на отведенном ей месте, на коленях лежала раскрытая книга. Она была превосходной моделью: светло-золотистые локоны, озаренные солнцем, образовывали сияющий нимб вокруг ее головы, овальное личико, тронутое легким загаром, разрумянилось. Юбки в алую полоску на зеленой траве напоминали смятые лепестки розы. Но почему, ради святой Екатерины, эта девочка не может сидеть спокойно!

– Что случилось, Вероника? – поинтересовалась Изабелла.

– Я могу посмотреть твой рисунок, мадонна? – спросила девочка с плохо скрываемым любопытством. – Мы уже так долго сидим здесь!

Долго? Изабелла посмотрела в лазурное небо и увидела, что косые солнечные лучи стали цвета карамели. Мягкий, словно размытый утренний свет, серебристо-серая дымка, характерная для знойных тосканских дней, давно исчезли. Однако Изабелле, поглощенной трудной задачей – как можно вернее передать на пергаменте черты лица, наполнить жизнью тонкие черные линии, – показалось, что прошли мгновения.

– Тебе полезно практиковаться в чтении, Вероника, – заметила она, убирая уголь в специальный ящичек.

Изабелла несколько раз согнула и разогнула пальцы. Кожа на ладонях и ногти были покрыты въевшейся угольной пылью, теперь их ни за что не отмыть. Что скажет отец? Впрочем, после стольких лет, проведенных вместе, он привык к занятиям дочери, точно так же, как она научилась уважать его привычки.

– Ты так хорошо читаешь сонеты, – продолжала Изабелла, – твои родители будут гордиться тобой.

Вероника закрыла драгоценный томик в зеленом кожаном переплете и крепко прижала его к груди. Ее розовые губы тронула улыбка.

– Ты правда так думаешь, мадонна? Родители говорят, что, когда лето подойдет к концу, я должна отправиться к тете во Флоренцию, чтобы научиться там манерам настоящей дамы и найти подходящего жениха. – Вероника неуверенно покосилась на книгу. – Мне не хотелось бы стыдиться себя.

Ах, Флоренция! Изабелла подавила вспышку зависти. Глупо, конечно, завидовать ребенку, когда сама она уже взрослая девушка девятнадцати лет! Но увидеть сокровища Флоренции, полотна Беллини, Боттичелли, Гирландайо, великолепные соборы, галереи и палаццо – как это было бы замечательно. Непреходящая, вечная, утонченная красота. Мир, совершенно непохожий на их тихую, сельскую жизнь.