Casual (англ. ) — повседневное

«Судьба и нрав суть имена одного понятия».

Новалис

Данная книга является художественным произведением, вседействующие лица и события которою вымышлены. Любое сходство с реальными людьмии событиями случайно.

У меня дрожали руки, когда я вышла из спальни, чтобы сказатьмужу то, что собиралась сказать. Позади было девять лет совместной жизни,восьмилетняя дочь и молоденькая блондинка, с которой я встретила его вресторане неделю назад.

— Давай поживем раздельно, — сказала я спокойно,глядя ему в глаза.

— Давай. — Он равнодушно кивнул головой. Яразвернулась и пошла спать.

Вас когда-нибудь мучили муки ревности так, как мучили онименя? Если бы я была Данте, я бы пристроила эту пытку сразу после раскаленныхсковородок. Или даже вместо.

Я не могла спать, я ела без аппетита. Я похудела без всякойдиеты. Странно, но когда худеешь без диеты, все говорят, что «худоба у нееболезненная».

Я представляла собой жалкое зрелище, хотя мне казалось, чтоя держусь молодцом.

Я порвала все его фотографии.

На следующий день я их склеила. Разложила на полу в спальнеи лила горькие-горькие слезы. Пыталась представить своего мужа с этойблондинкой в самых интимных ситуациях. Но почему-то не могла. Сознаниеотказывалось: видимо, оберегало мой нестабильный разум. Однако я не прекращалапопыток. И если что-то вдруг удавалось, героически переносила боль, которую мнеэто причиняло. Я измотала себя окончательно, когда наконец раздался этоттелефонный звонок.

Мое имя — отчество произнес в трубку сухой мужской голос.Затем этот голос сообщил, что мой муж погиб. Пять огнестрельных ранений. Два —в жизненно важные органы: легкие и голову. Во дворе нашего московского дома.Водитель в больнице, в тяжелом состоянии. Меня просили приехать дать показания.Выразили соболезнования. Я отвечала вежливо, без истерик. Повесила трубку.Воздух стал таким тяжелым, что легкие отказывались от него.

Казалось, что нить, связывающая меня с миром, оборвалась. Ябыла на крохотном шатком островке, где меня оставили абсолютно одну.

Я протянула руку к людям. В руке был телефон. На другомконце провода — подруга Вероника. Я сказала, что мой муж убит. Она не поверила.Я повторила. Видимо, повторила убедительно. Она ойкнула и явно не знала, чтосказать. Что ответить подруге, которая вялым голосом сообщает, что ее мужазастрелили?

Я положила трубку. Она не перезвонила.

Я подошла к окну. Форточка была открыта.

Я сделала еще одну попытку прорваться во внешний мир:закричала. Через несколько секунд, когда воздух в легких уже заканчивался, ястала слышать свой голос. Я закрыла рот и зачем-то захлопнула форточку.

Придирчиво выбирала одежду в шкафу. Жена Сержа должнавыглядеть сногсшибательно. Даже в милиции. Надела розовые шелковые брюки. Мнеих купил муж.

Выйдя из подъезда, оглянулась. Мне было страшно. Перед темкак завести машину, заблокировала кнопки дверей. Всю дорогу смотрела в зеркалозаднего вида. Похоже, меня никто не преследовал,

Помещение милиции оказалось еще хуже, чем в сериалах. Пахломышами. Милиционеры были немолодые, но веселые.

Я спросила, сразу ли умер мой муж.

— А почему интересуетесь? — Опер подозрительносощурил глаза.

Я не смогла ответить. Глупо объяснять, что после осознаниятого, что твой муж умер, становится очень важно, была ли его смерть достаточнолегкой. Достаточно для того, чтобы сердце не разрывалось от жалости.

Третью пулю извлекли из кисти руки. Я представила, как онинстинктивно закрыл лицо рукой, на долю секунды отсрочив смерть.

Я поняла, что являюсь у них подозреваемой. Меня спрашивалипро деньги, машины, дома, квартиры. И почему мы не живем вместе. И чтопроизошло между нами. И какие у меня отношения с водителем.

При чем тут водитель?

Я попросила воды, мне было страшно.

Хотелось выйти на улицу, но они все спрашивали и спрашивали.Кто-то у меня за спиной одним пальцем выстукивал мои ответы на допотопноймашинке. В голове крутились какие-то киношные фразы про адвокатов: «Яотказываюсь отвечать…» Но в этой обшарпанной комнате подобные фразы прозвучалибы просто нелепо.

— Вы знаете… — Во взгляде — интеллект на уровневыпускника ПТУ; наверное, даже взяток не берет, чего никак не скажешь про егоколлегу. — Вы знаете, ваши соседи сказали, что водитель очень заботится овас и у вас с ним интимные отношения.

Я молчала. Наверное, они решили, что мне нечего сказать. Мнеи в самом деле было нечего сказать. Чтобы объяснить им, что их предположение —полный бред, нужно было достать фотографию Сержа и рассказать им историю нашегознакомства. И нашей любви. И нашей жизни. И про нашу замечательную дочь. Итогда бы они поняли. И, наверное, позавидовали бы. Так, как еще недавнозавидовали нам все остальные.

И какими глупыми и нелепыми им показались бы подозрения поповоду меня и водителя.

Но я молчала.

Мне дали воды.

Через три дня мне разрешили забрать тело из морга.

Я сидела на полу, обхватив руками колени, и плакала.

Стемнело, а потом стало светать.

Звонил телефон, но я не брала трубку.

Что было очень удобно, морг оказался недалеко от нашейквартиры. Придерживая дыхание, я открыла дверь.

— У вас мой муж, я бы хотела его увидеть. Сидевшая законторкой женщина даже не взглянула на меня.

— Не положено.

Она протянула мне часы, бумажник и фотографию. Нашу с Сержемпервую фотографию. Я не знала, что он носил ее с собой. На обратной сторонемоей рукой было написано: «Когда-нибудь… Мы не будем грустить ни о чем. Толькодруг о друге». Я расписалась в каком-то журнале. Снова захотелось кричать. Сержносил с собой мою фотографию.

В коридоре мне встретился лысый мужчина в белом халате. Отнего сильно пахло одеколоном.

Я протянула ему деньги.

— Помогите мне, пожалуйста. Мне очень нужно увидетьмоего мужа.

Мужчина взял деньги и безразлично кивнул в сторону ближайшейдвери.

— Идите. Номер семнадцать.

Я толкнула дверь.

Я наклонила голову, чтобы сузить радиус обзора. Я стараласьне смотреть по сторонам, а только на номерки, привязанные к голым пяткам.Сначала по левому ряду, потом по правому.

Я изо всех сил старалась не запомнить это — вереницы голыхмертвых тел по обе стороны от меня.