Нет, хорошо, что он мертв. Это значит, что он никогда непридет ко мне и не скажет: «Извини, я люблю другую. У нас будет ребенок». Емустоило умереть только ради того, чтобы я никогда этого не услышала.

Номер 17 на голой пятке.

Для которого уже никто никогда ничего не сможет сделать.

Смысл слова «никогда» можно понять только в морге. Во всехостальных местах употребление этого слова — явная профанация.

Я вернулась в ресторан.

— И что? Будете рожать? — Я сняла очки и в упорпосмотрела на нее.

Она кивнула.

И я поняла, что завидую ей. Я бы тоже очень хотела, чтобы уменя под сердцем остался мой Серж. Такой же кудрявый и голубоглазый.

Я кивнула официанту и попросила счет.

— У меня нет денег, — сказала Светлана.

— Я заплачу. — К своему стыду, я произнесла это снескрываемым высокомерием.

— У меня вообще нет денег.

Я растерялась.

— А как же ты будешь рожать?

— Я надеялась, что вы мне поможете.

— Я?

Боже мой, так вот что чувствуют мужчины, когда женщина имговорит, что беременна. Они чувствуют себя пойманными в силки. Я явственноуслышала щелчок. Капкан захлопнулся. Дороги назад нет. Или есть?

— Какой у тебя срок?

— Десять недель.

— У тебя есть две недели, чтобы сделать аборт. Ядоговорюсь в хорошей больнице, у меня самый лучший врач в Москве.

— Мне нельзя, — она преданно смотрела мне вглаза, — это моя первая беременность, и врач сказал, что аборт делатьнельзя.

— Пусть тебя посмотрит мой доктор. — Я несдавалась.

Она согласно кивнула.

— Хорошо. Но я все равно буду рожать. Я очень хочу сынаот Сережи. И моя мама уже знает. Она согласна.

Я взяла номер ее телефона.

— Вы мне поможете? — спросила меня Светлана напрощание.

Я не удостоила ее ответом.

Я остановилась около хозяйственного магазина в Мневниках. ВМневники я попала случайно, объезжая пробки на Рублевке. В такихностальгических магазинах с советской вывеской «Хозяйственный» я не была ужеочень давно.

Выйдя из машины, я оглянулась. Место было темное и не оченьоживленное. На тротуаре стояло всего несколько машин.

В «Хозяйственном» мне понравилось. Я купила разноцветныеприщепки для белья (на них очень здорово вешать всякие штуки на новогоднююелку), круглый механический будильник, очень красивые прихваты для штор, новуюлюстру детскую комнату в виде большого праздничного торта и еще многонеобходимых мелочей. Все стоило очень дешево. Мне показалось, раза в тридешевле, чем я покупаю обычно. Когда я не могла выбрать чистящее средство новойдомработнице, очередь дружно помогала мне. Продавщица подобрала мне в гостевуюкомнату пять зубных щеток разных цветов. Я от души ее благодарила. Когда я шлак выходу, таща три огромные сумки, симпатичная бабушка в платье с оборкамизаботливо поинтересовалась, на машине ли я, все-таки такие тяжести носить.

Мою машину перегородила «шестерка» с двумя таджиками. Так,что я не могла выехать. Они меняли колесо. Я поставила сумки на багажник иотошла от машины на безопасное расстояние.

Одну мою приятельницу при таких же обстоятельствах выкинулииз машины, а другую убили. Топором по голове. Забрали машину и 200 долларов изсумки. Ей было двадцать четыре года. Муж подарил ей «мерседес» на деньрождения.

Таджики возились уже минут пять; мне все это не нравилось. Вокругне было ничего похожего на милицию или ГАИ. Я сжимала в кармане ключи,приготовившись, если что, выкинуть их в кусты.

Таджики то снимали, то снова ставили домкрат, возились сгайками. Я подошла к ним с телефоном в руке и произнесла:

— Убирайтесь отсюда, или я вызываю охрану!

Они испуганно закивали, побросали инструменты в багажник,сели в машину и отъехали метров на пять.

Я поднесла телефон к уху и стала громко разговаривать своображаемым собеседником. Я описывала место, где нахожусь, и диктовала номермашины таджиков. На расстоянии открыла пультом двери. Не переставая говорить,поставила сумки на заднее сиденье. Главное, чтобы никто не подошел ко мнесзади.

Открыла водительскую дверь. Один из таджиков направился комне. Я сделала шаг в сторону, вытянула вперед руку и истошно заорала:

— Стоять! Стоять, я сказала!

Таджик остановился, я быстро села и закрылась на все кнопки.

Стоит ли всей этой суеты «Хозяйственный» в Мневниках? Десятьраз нет! А набор хромированного железа на колесах? Как сказал бы Ванечка:«Волков бояться — в лес не ходить».

Я позвонила Светлане среди ночи.

— А Серж знал, что ты беременна?

— Нет, я не успела…

Я повесила трубку, не дослушав.

Моя массажистка живет в цокольном этаже моего дома. У неекрепкие руки и вороватый взгляд. Это особенность людей, привыкших жить начаевые.

Я никогда специально не искала массажистку на постоянноепроживание, просто год назад, когда я в очередной раз меняла домработницу, мнерекомендовала ее моя подруга.

В Донецке, откуда она была родом, месячный заработокмассажистки эквивалентен стоимости двух порций роллов «Калифорния» в«Славянской», или маникюру в «Wella», или чаевых в казино «Голден Палас».

Массажистка — ее звали Галя, причем буква «г» в произношениитяготела к «х» — решила за компанию с подругой поехать в Москву на заработки.Попала ко мне домработницей. Убиралась не очень, готовила отвратительно. Явзяла другую. Но к массажу в любое время дня уже привыкла и с Галейрасставаться не стала. Тем более что ее зарплата обходилась мне в два разадешевле, чем мои прежние посещения салонов красоты.

Я ехала на дачу.

Апатия, в которой я пребывала последние дни, вряд ли погналабы меня за город. И мой дом, такой заброшенный с тех пор, как ушел Серж,абсолютно не располагал к посещениям. Но массажистка жила там. И это — отличныйповод приехать домой.

Первое, что бросалось в глаза при входе в дом, —швабры, ведра и тряпки на каждом шагу.

Моя новая домработница считала, что дом — это объект дляпостоянной уборки. Часов в десять вечера она все бросала как есть и уходиласпать — для того, чтобы утром проснуться и продолжить.

Если я не приезжала несколько дней, она обижалась, потомучто пачкать было некому: нарушался ритм.

Я прошла через гостиную, стараясь не смотреть по сторонам, иподнялась к себе.