«Наше убежище – пространство среди розовых кустов. Здесь очень сладко пахнет, так, что кружится голова.

– Лиззи, ты только приезжай, ладно?

Голос Адриана чуть подрагивает, его лицо морщится, точно мой самый близкий друг старается сдержать слезы. Я же реву. И заедаю свой плач яблоками, которые мы только что стащили у старого аргола Армана. Его пес рвался за нами, но помешала железная цепь.

– Я приеду! Я обязательно приеду!

Слова обещания рвутся сами собой, вместе со слезами. Я пока не знаю как, но выполню его. Обязательно.

Темные глаза Адриана совсем близко от моих. От него пахнет яблоками и дымом. Он сжигал листья во дворе дома. А над головой раскинулся зелено-золотой шатер.

Осень…

– Ты обещаешь?

– Обещаю!

– Я встречу тебя с волшаном.

– Хвастунишка.

– Спорим!

От его задорного тона становится чуть легче, хотя слезы все еще щекочут горло, подступают вплотную. Но я держусь. Я стараюсь держаться, потому что не хочу прослыть плаксой.

И как точка в нашей беседе – голос его матери. Он ввинчивается в осенний воздух, пропахший кострами и поздними цветами.

– Адриа-а-а-ан!»

– Элизабет!

Я дернулась и вскинула голову. Встретилась взглядом с матерью и поняла: это просто сон. Я уснула на подъезде к городу, чтобы увидеться с Адрианом.

Который сейчас в Аргениуме. Учится в Аркано и наверняка получил своего волшана. Первее меня!

Какой он, этот город? Я высунулась в окно, с любопытством завертела головой.

Аргениум – столица Терралии. Отец рассказывал, что мы уехали отсюда, когда мне только исполнилось шесть лет. Сама я запомнила лишь отрывки, яркие и больше похожие на сон.

Так что теперь я с жадностью смотрела на все то, что происходит вокруг.

– Элизабет! – даже резкий голос матери не утянул меня обратно в душный экипаж. Я принюхивалась, прислушивалась и чувствовала, как мурашки бегут по спине от ожидания чего-то неведомого.

Первое впечатление от Аргениума – ужасный шум. На широких улицах полно экипажей, всадников, просто прохожих. Я круглыми глазами провожала высокие дома, почти все в пять этажей. Сильно пахло специями, лошадьми и почему-то речной водой. А вдалеке, над домами, возвышался храм Аштэ, легкий и изящный.

– Элизабет! – голос матери ударил по ушам сильнее, чем шум вокруг. – Сядь прямо, юная леди!

Я обернулась к родителям и оценила строгий взгляд матери и усталый – отца. Именно он заставил меня послушаться и все же отодвинуться от окна. Но внутри все тряслось от нетерпения.

Адриан, ты даже не знаешь, что я уже здесь!..

Как же Аргениум отличается от тихого округа Клейрон, где я прожила почти девять лет!

Сидя в экипаже, я все тянула шею, стараясь ухватить взглядом как можно больше. Светло-серые и бежевые стены зданий, темные мостовые и громкие голоса вокруг. Здесь жизнь кипит, в то время как в Клейроне она течет неспешно, точно как полноводная река.

Я чувствовала себя перышком, попавшим в водопад. Шум вокруг бил по ушам. Такое же ощущение было, когда я сидела в железной бочке, а Адриан колотил по ней палкой. Мы играли в войну Зарекка, много лет назад пронесшуюся по континенту. До сих пор о ней вспоминают с содроганием. А имя Зарекка означает мировое зло…

– Элизабет, где твои манеры?

Я перевела взгляд на маму. Говорят, у меня – ее глаза. Такие же зеленые и чуть раскосые. А вот волосы достались от отца: темные, почти черные и очень непослушные. Крупные кудри приходится по утрам нещадно расчесывать и убирать в прическу, иначе они торчат во все стороны.

Краем глаза заметила проходившего мимо юношу, и на миг сердце оборвалось в сладкой надежде. Но нет, это не Адриан. Я откинулась на сиденье экипажа, глубоко выдыхая и стараясь не выругаться. Посмотрела на отца, пока мама недовольно бормотала что-то о воспитании в провинции.

– Завтра с утра я отвезу тебя в Мимамо, вместе с вещами.

– Мой гардероб устарел, – сообщила я.

И правда, на улицах Аргениума наряды дам разительно отличались от того, что носили и носят к Клейроне. Здесь в моде более узкие юбки, а корсетов я и вовсе не заметила. Значит, дамы действительно перестали их затягивать, по советам целителей. Я отметила короткие жакеты с высокими воротниками и рукавами, украшенными пеной кружев. Некоторые одеты попроще, а кто-то и вовсе в обносках.

– Почему они так выглядят? – поинтересовалась зачарованно.

И тут же меня резко отодвинули от окна, куда я опять начала было высовываться. Город манил, звал, обещал.

– Элизабет! – теперь уже голос отца ударил по ушам. – Неприлично смотреть на нищих.

На кого? Я скосила взгляд на тех, кто жался к стенам домов. В их руках кружки, тарелки, куски бумаги с надписями. Издалека сложно разобрать, что там написано.

– Кто они?

– Те, у кого сложное положение.

В этом весь отец: он объясняет так, что вопросов еще больше.

Черная, точно оплывшая статуя приковала мое внимание. Даже мысли об Адриане на миг ушли на задний план. От металла точно исходила темная аура, холод.

– Что это?!

– Обелиск, – теперь голос отца звучал тихо. – Чтобы не забывали о той боли, что принесла нам война Зарекка.

Я словно зачарованная провожала взглядом черную недвижимую фигуру. Здесь объяснения были не нужны. О войне Зарекка знали даже младенцы. Он – то зло, с которым Терралия справилась с трудом и огромными потерями. Он – единственный маг, который совершил святотатство: убил своего волшана ради власти.

Я перевела взгляд на волшанов мамы и отца. Йор и Тьер спали, растянувшись на сиденье напротив. Размером с крупную собаку, покрытые серебристо-серым мехом и очень грациозные. Длинные гибкие хвосты чуть подрагивали, большие уши непрестанно шевелились, улавливая звуки.

Я хотела своего волшана. Скорее всего, у меня тоже будет водный – фьюрри. Маленькие – они просто сплошное умиление. Комок меха с огромными глазами и не менее огромными ушами. У фьюрри на лапках очень проворные пальцы, которыми они могут цепко хватать все, что им понравится. И еще это самые дружелюбные из волшанов.

А экипаж катился дальше, туда, где дома становились все богаче, зелень вокруг более аккуратной, подстриженной. Пока, наконец, мы не въехали на просторную улицу, по обеим сторонам которой тянулись заборы. На одних я видела диковинных зверей, на других – сложные узоры. В Клейроне подобного не водилось. У нас растут живые изгороди. А здесь заборы возносятся выше человеческого роста, из железа, окрашенного в темный цвет. А за ними дома, от которых захватывает дух.