Каких только дней не бывало – были дни хорошие и дни плохие, были дни ужасные и дни прекрасные, и, наверно, свой рассказ я могла бы начать с любого из этих дней: «Жила-была я, и вот в один прекрасный день». Или «в один ужасный день», или как вам больше нравится. Но, по правде говоря – а я всегда стараюсь говорить правду, – был только один день, с которого стоит начать.

Итак, все началось с Айвана.

Жила-была я, и вот в один ужасно жаркий день я вся вспотела. До моего тринадцатого дня рождения оставалось еще пять месяцев. Были мы тогда где-то в Орегоне. Если честно, я даже не припомню, как назывался этот городок, но точно знаю, что он в засушливой, знойной части штата, не у океана. На солнцепеке все вокруг было такое желтое и ослепительное, что, в какую сторону ни посмотри, приходилось щуриться. Асфальт на автостоянке у заправки отражал жару рикошетом – ощущение, что поджариваешься и сверху, и снизу. Наверно, почти всякий, кто ступил бы на этот раскаленный асфальт босыми ногами, сразу начал бы подпрыгивать, подвывая, но мои ступни привыкли ко всему, и я шагала, словно так и надо. Мокрая от пота футболка липла к спине. Моя коса, свисавшая почти до ремня на джинсах, с каждым шагом била меня по спине с каким-то хлюпающим звуком.

Продавец, увидев, что я босиком, начал было бубнить: «Мисс, вам сюда нельзя, потому что…» Но я и так знала, к чему он клонит. По всей Америке в магазинах на автозаправках действует драконовское, будь оно тысячу раз проклято, правило: «Босых и/или голых до пояса не обслуживаем». Я только рукой махнула, обрывая его на полуслове. «Знаю-знаю, – сказала, даже не замедлив шаг. – Я на минутку».

На этой конкретной заправке я раньше не бывала, но она ничем не отличалась от всех остальных, так что, в сущности, я побывала на ней уже миллион раз. На полках – упакованные в пластик продукты, которыми можно перекусить по-быстрому. Вдоль стен – холодильники со стеклянными дверцами, сверху донизу набитые газировкой, пивом и айсти. Обогнув железные стойки с вяленой говядиной и шоколадными батончиками, я подошла к сокровищнице, к пещере Аладдина – к слаш-машине. Вот она, гудит в углу рядом с кофемашиной и автоматом с газировкой. У меня потекли слюнки, едва я увидела этот слаш неоновой расцветки – целый вихрь сладкой ледяной стружки под огромным пластмассовым куполом.[1]

Перед машиной, задрав голову, глядя на слаш голодными глазами, стоял мальчишка. Мелкий совсем, лет семи-восьми, а глазел он на левую колбу с сиропом подозрительного розового оттенка, с этикеткой «Дикий арбуз».

– Это ты зря, – сказала я и встала рядом, взяла пустой стаканчик.

Мальчик резко обернулся:

– Что зря?

Я показала подбородком на слаш, в который он прямо-таки влюбился:

– Арбузный. Вообще не вариант. Когда тебе обещают вкус арбуза или банана, никогда не ведись – деньги на ветер. Кидалово.

Он недоверчиво сощурился: явно не поверил.

– Ну и ладно, – сказал он. – Все равно мне мама уже не разрешила. – И страдальчески запрокинул голову: – Но мне ужас как жарко.

Я взяла еще один пустой стаканчик, протянула ему:

– Бери. Я угощаю.

Мальчишка просиял:

– Взаправду?

– Взаправду.

Но он тут же сник, словно лампочка выключилась:

– Но мама не разрешила. Наверно, мне теперь влетит.

Я пожала плечами:

– Наверно, сегодня тебе все равно за что-нибудь влетит. Зато тебе перепадет стакан слаша.

Он секундочку помедлил – секунда выдалась на редкость короткая – и прямо-таки вырвал у меня стаканчик.

– Но я бы на твоем месте подумала, стоит ли брать арбузный, – добавила я.

Мальчик пропустил советы мимо ушей – мигом дернул за рукоятку, и в его стаканчик посыпался сверкающий розовый лед.

Я наполнила свой стаканчик слашем из другой колбы. Назывался он «Экзотический фруктовый микс» и был по всем статьям лучше «Дикого арбуза».

Пока мы шли к кассе, мальчишка оглядел меня с головы до ног:

– А одежда у тебя странная.

Я тоже посмотрела на свои драные синие джинсы и белую футболку с пятнами машинного масла:

– Да в принципе от твоей ничем не отличается.

– Во-во, – сказал он. – А я мальчик.

– Ну и что?

– А то, что мальчики и девочки не должны носить одинаковую одежду.

– Тогда беги переоденься. Я-то переодеваться не стану.

Он не нашел что ответить и вообще благоразумно промолчал: я ведь пока не заплатила за его слаш.

Расплачиваясь, я даже внимания не обратила на враждебный взгляд кассира, типичный взгляд «вали отсюда поскорей». Я давно к этому привыкла, как и к раскаленному асфальту под босыми ногами.

Мы с пацаном вышли, толкнув скрипучую дверь, обратно на солнцепек. На автостраде, не то чтобы близко, но и не очень далеко, грохотали машины.

Мальчишка жадно потянул через соломинку подтаявший слаш. Проглотил, почмокал губами, кивнул.

– Ну? – спросила я. – Как тебе «Дикий арбуз»?

Он задумчиво облизнул губы:

– Сладкий. Странный. На арбуз ничуточки не похож.

Я кивнула, попробовала свой отменный, честный – реклама без обмана – «Экзотический фруктовый микс»:

– Ну, усвоил? И больше не ведись.

Мальчишка мрачно посмотрел на неоново-розовую массу в своем стаканчике.

Я вздохнула. Грустно смотреть, когда мелким не везет.

И протянула ему свой стаканчик:

– Бери. Махнемся.

Он вытаращил глаза:

– Взаправду?

– А то. Мне вообще-то почти без разницы, – соврала я. – А тебе все равно влетит. Пусть уж за что-то, о чем не придется жалеть.

Мы поменялись стаканчиками, и я отхлебнула чуть-чуть «Дикого арбуза». Мальчишка уставился на меня.

– По-моему, – сказала я, – человеку, который изобретает сиропы для слаша, надо почаще есть арбузы.

Мальчишка кивнул. Я чокнулась с ним стаканчиками:

– Выше нос! Приятного аппетита.

Он сказал мне: – Спасибо, – а я ему: – На здоровье, – и тут он сказал: – Хочешь котенка? – а я проглотила переслащенный слаш, облизала губы, вытерла рукой подбородок и переспросила: – Чего-чего?

– Хочешь котенка? – повторил он. И указал рукой на обочину, где сидел мальчик постарше, а рядом стояла большая картонная коробка. – Мы их раздаем. Хочешь котенка?