Тайна покрытая временем

Глава 1

— Сударь! Вы подлец! — визгливо сообщил молоденький гардемарин бывалому боцману. Моряк медленно поднялся со скамьи, утер обветренное солеными штормами лицо от капель хмельного пива. Ухмыльнулся уголками губ, отчего глубокий шрам на щеке причудливо выгнулся. Сидевший рядом с ним, такой же бывалый матрос, испуганно глядя на сжавшийся кулак боцмана, пролепетал пьяно:

— Вань, а может не надо?

Народ в портовом кабаке притих. Нрав людей из абордажной партии «Императрицы Анны» был известен всем. Видимо, гардемарин не только не разбирался в нарукавных нашивках матросов, где было четко вышито название флагмана императорского флота, и военное предназначение носителя нашивки, но и был уверен в своем бессмертии.

— Надо, Федя… я легонько.

Рука боцмана стремительно выпрямилась, и пудовый «молот», размером с пивную кружку, воткнулся в лоб гардемарина. Тот рухнул на заплеванный пол, как подкошенный.

— Ну, вот, — тоскливо всхлипнул приятель боцмана. — Мы еще и не выпили, как следует, и по бабам не прошлись, а завтра в поход…

— Да не дрейфь, — отмахнулся боцман. — Отбрешемся…

Ступеньки у входа в кабак скрипнули под сапогами унтеров берегового надзора. Три дюжих молодца, во главе со штабс-капитаном неспеша подошли к лежащему гардемарину. Посетители кабака тут же поспешили вон — что может произойти дальше, никто не знал. Если боцман с товарищем упрутся, то береговой надзор повяжет всех. А потом допросы, ожидания в камере, да еще в штрафной батальон сошлют. А из него целыми не возвращаются.

— Так-с, — протянул штабс-капитан, ткнув кончиком до блеска начищенного сапога в тело гардемарина. — Что тут произошло?

— Молодой человек напился до бесчувствия, — поспешил озвучить свою версию матрос с «Императрицы Анны».

Штабс-капитан подкрутил молодцеватые усы, взглядом дав понять, что совершенно не верит.

— Вы будто дежурили на улице, — пробубнил боцман. — Этот молокосос назвал меня подлецом, не имея на то оснований. Я ответил. Мой друг здесь не причем.

— А вот это близко к истине, — удовлетворенно кивнул штабс-капитан. — Сожалею, боцман, но вы пойдете с нами.

В это время гардемарин зашевелился, и со стоном повернулся на бок, уткнувшись носом в сапоги унтеров.

— Черт! Моя голова!

Послышались странные звуки, похожие на кваканье обожравшихся лягушек. Унтера резво отпрыгнули, а вот штабс-капитан сплоховал, и через секунду его сапоги покрылись вонючей массой, вывалившейся изо рта гардемарина. Начальник патруля побагровел, его губы сжались в нитку, а усы выпрямились.

— Встать! — рявкнул он, не сдержавшись.

Молодой человек неуклюже поднялся, причем используя тело штабс-капитана, как опору, и успел при этом испачкать его франтоватый мундир, оставив на позолоченном аксельбанте липкие комочки.

— Не сметь на меня кричать! — брызгая слюной на грудь штабс-капитану, взвизгнул гардемарин.

Боцман зажмурился. Как ни крути, а мальчишка-гардемарин свой — русич. Хоть и пьян в стельку, да на язык не сдержан. На суше, и на море шли бои — русичи бились с аскерами Рокан-баши за прибрежные районы своей исконной земли, которые своенравный и жадный султан уже посчитал своими. И в это тяжелое для русичей время любой необдуманный поступок против блюстителей воинского порядка, кем и являлся начальник патруля береговой службы, мог обернуться мгновенным отсечением неразумной головы.

Зашелестел сталью офицерский палаш, вынимаемый из ножен, но клинок не успел выскочить полностью, как на запястье штабс-капитана легла мощная рука в перчатке из толстой кожи.

— Повремените с казнью, сударь, — властный голос появившегося, будто из ниоткуда человека заглушал капюшон плаща. Патрульные даже покрутили головами пытаясь сообразить, как этот человек мог оставаться незамеченным.

Однако, штабс-капитан не поддался на властные интонации, только шагнул назад, не убирая руки с оружия:

— Кто вы такой?!

Незнакомец скинул плащ. На черном кителе сверкала алмазная «звезда» мастера войны, а на плечах горели серебряным тиснением эполеты старшего майора.

— Я назначен бомбардом на «Императрицу Анну» и завтра мне с этими матросами и гардемарином уходить в поход. Прошу вас, штабс-капитан, отпустить этих людей под мою ответственность. Сделайте вид, что ничего не было, а ваш китель и сапоги почистит служанка кабака.

Расчет был понятен — сверкание алмазов и серебро эполет должны были привести штабс-капитана в состояние молчаливого поклонения. Но начальник патруля, видимо, недаром дослужил до своего звания.

— Прошу простить меня, сударь. Предъявите полномочия.

Старший майор не стал возмущаться, только достал из небольшой дорожной сумки два маленьких свертка, перетянутых алой лентой. Протянул штабс-капитану. Каждый сверток был скреплен личной печатью императорского величества. В полумраке кабака было отчетливо видно золотисто-багряное сияние, будто над печатями рассыпана пыльца. Аккуратно развернув каждый сверток, штабс-капитан внимательно прочитал их, причем не выдав ни малейшего удивления. И старший майор понял, что перед ним не простой штабной капитан.

— Я прислан за вами, сударь, — начальник патруля вернул документы и четким жестом поднял пальцы к виску. — Адмирал с нетерпением ждет вас…

Через иллюминаторы кают-компании была видна бревенчатая набережная, протянувшаяся вдоль береговой черты. У причалов величественно покачивались на волнах фрегаты флота его императорского величества — потрепанные в боях двухпалубные парусники с закрытыми пушечными портами.

В морских сражениях было временное затишье — Рокан-баши начал наступление по суше, и корабли императорского флота вернулись в колыбель, дабы зализать раны и почистить днища.

«Императрица Анна» был новейшим трехпалубным фрегатом, лишь год назад сошедшим со стапелей и укомплектованным абордажной командой из отъявленных головорезов, и матросов уже немало лет служивших на флоте.

На нижнюю палубу фрегата конструкторы воткнули шестнадцать сорокафунтовых мортир, по восемь орудий с каждого борта. Двадцатикилограммовые ядра этих монстров летели почти на полмили и при попадании полного залпа во вражеский корабль превращали его в унылое решето.

На среднюю палубу «Императрицы Анны» ухитрились разместить тридцатидвухфунтовые кулеврины по четырнадцать пушек на борт. На верхней палубе пушек не было, но стояли различные приспособления для абордажного боя — массивные крюки, ящики с метательными гранатами и многоствольные ружья со сменными стволами. Несмотря на приличную осадку и ширину корпуса, фрегат при хорошем ветре мог развить фантастическую скорость в двадцать два узла, и по маневренности не уступал легкой шхуне.

Закладка и постройка этого корабля производилась по настоятельному требованию самого Императора — Николая Александровича. Деньги на постройку были выделены из казны, и сам адъютант императора с двумя чинами из жандармерии следил за их расходом, качеством строительства и оборудования. Постройка фрегата велась поэтапно. Набирались рабочие, делали участок конструкции, затем набирались другие, и они делали другой участок. И так весь фрегат. Говорили, что это было из соображений секретности: в конструкции фрегата были новшества, которые непозволительно знать никому из чужаков. Все чертежи корабля во время постройки адъютант императора носил при себе, и разворачивал их при полном отсутствии лишних глаз, за чем и следили жандармские чины. Еще говорили, что один из купцов привез на стапеля не совсем качественную древесину, выдав её по документам за высококачественную. Подлог быстро обнаружили, жандармы провели скорое расследование, и купец… исчез. Исчезли также его активы, а жена и дети были сосланы куда-то далеко. Но… это были только слухи, доподлинно никто не знал.

Император Николай Александрович, в отличие от своего отца Александра Федоровича, посчитал, что Рокан-баши слишком своевольничает в южных провинциях империи. В порт Велка был направлен гренадерский корпус генерала Мамонтова, а с ним на обозах пришли мастеровые, которые за короткий срок восстановили императорский флот.