Глава 1

Как только Эдик ступил начищенным ботинком на порог моей квартиры, стало ясно: вместе с букетом роз мой жених принес плохие вести.

Как я это поняла?

По его сладкой улыбке. По трогательно сведенным бровям. Ну, и по букету, разумеется.

Парень скупает для девушки цветочную лавку по трем причинам.

Причина первая: на него нашел приступ романтического помешательства.

Причина вторая: его девушка — звезда сцены, и он идет к ней на концерт.

Ну, и третья причина: он серьезно накосячил.

В романтическом безумии Эдик раньше замечен не был. Концерты я устраиваю только в ванной, когда никто не слышит.

Значит, третье. Вон какой букет — размером с баобаб, замотан в золотой целлофан, перевязан пунцовой лентой.

Любая женщина при виде такого царского веника обязана заверещать и кинуться дарителю на шею. Какие жертвы ради нее: умерщвлены несколько десятков роз!

Но я не верещу и не прыгаю; я хмурюсь.

— Танюсечка, привет! Ужасно по тебе соскучился за день, — объявляет Эдик.

Танюсечка! Точно, накосячил.

Я улыбаюсь, но улыбка получается кривой. От приторности Эдикового голоса у меня свело челюсти.

— Привет, Эдик-медведик, — не остаюсь в долгу.

Эдик морщится, но молчит.

Я ценю его сдержанность. Эдик — настоящий мужчина по многим параметрам.

Он красив, как древнегреческий бог в исполнении Бреда Питта. В плечах косая сажень, глаза ясные, синие, белозубая улыбка, на щеках ямочки.

Но что важней внешности — Эдик терпелив. Он покорно сносит мои закидоны. Он любит меня такой, какая я есть. Любит мои достоинства (их мало) и недостатки (их просто завались).

Оба моих бывших парня хотели, чтобы я стала другой. Стремились меня перевоспитать, переделать. Чтобы соответствовала их идеалу. И очень обижались, когда я отказывалась соответствовать.

Эдик не ставит такой цели.

Он терпит мою непунктуальность. Восхищается моей взбалмошностью — эксцентричностью по его терминологии.

Эдик хвалит меня за умение мыслить нестандартно. И никогда не говорит: «В кого ты, Таня, такая дурная?» Мой бывший Вова постоянно задавался этим вопросом. Так и растворился, не получив ответ.

Определенно, Эдик — моя судьба. Мы вместе уже год. Я люблю его, по-настоящему люблю. И поэтому готова выслушать то, с чем он явился, без истерик.

Целую его в гладкую, ароматную щеку. Эдик целует меня в губы, не выпуская букета, и колючий стебель хлестко бьет меня в висок.

— Прости! — пугается Эдик и отскакивает, прячась за букетом, как за щитом.

— Ерунда! — морщусь я. На самом деле больно, но виду не подаю. — Проходи. Я пирог испекла. С творогом!

Эдик отрицательно качает головой.

— Я на секунду. Просто захотел тебя увидеть… Мне сказать кое-что нужно.

Он произносит это так мрачно, что у меня сердце проваливается в пятки.

Кажется, дело куда серьезнее, чем я думала.

Неужели это все же… конец? Эдик пришел сказать, что нам не по пути? Что я красивая девушка и отличный товарищ, но мы слишком разные? Как заявил Вова, как Костя до него… Но с теми я рассталась без сожалений. Если же Эдик осознал, что больше не потянет мою эксцентричность и устал от моего умения мыслить нестандартно — мое сердце будет разбито.

Но я не собираюсь оттягивать неизбежное.

— Что? Да говори уже!

— Я не смогу пойти с тобой на «Крейзи кон», — выдает Эдик скорбным голосом.

Выдыхаю. Ну елки-палки, всего-то!

Нет! Не всего-то!

Меня обжигает горчайшая обида.

На фестиваль гик-культуры и современных развлечений мы договорились пойти два месяца назад. Я предвкушала это событие. Приготовила для себя и Эдика изумительные костюмы. Они наверняка взяли бы первый приз. Но только в паре, потому что это костюмы Шрека и Фионы!

А тут — на тебе! Опять! В последние недели Эдик часто отменял наши свидания, задерживался на работе.

Все из-за его босса, будь он неладен!

Уверена: в этот раз тоже босс виноват. Родион Романович, деспот и первостатейный гад с причудами, которых хватило бы на целый дурдом!

Все начальники — гады. Это их естественное состояние. Если шеф добряк, это еще хуже. Мимикрирующий хищник самый опасный. Тигр прячется в кустах, а добренький начальник скрывает свою сволочную натуру до поры до времени.

Но Эдик тоже хорош! Слова шефу поперек сказать не смеет. Как холоп безмолвный!

Мое разочарование так сильно, что хочется плакать. Я столько запланировала, приготовила номер для выступления, и все впустую! Мне физически больно, когда мои задумки идут прахом.

— Эдик, ну как так-то! — восклицаю горестно и всхлипываю. — Ну почему опять не можешь?!

— Танюша, ты только не плачь! — пугается он. К чему Эдик так и не привык за год, так это к тому, что я могу разреветься по пустячному поводу. И так же легко рассмеяться через минуту.

В этот раз повод вовсе не пустячный. Однако я нечеловеческим усилием сдерживаю рыдания.

Мило улыбаюсь и мягко говорю:

— Эдик, мы уже месяц никуда не выбирались. Я почти забыла, как ты выглядишь. У нас с тобой любовь по переписке через мессенджер. Я же просила тебя заранее освободить этот день… Так надеялась!

Эдик беспомощно пожимает широкими плечами.

— Танюша, знаю, что виноват, — вздыхает он. — Но я человек подневольный. У нас в конторе порядки, как на военном корабле. Шеф сказал, работаем в субботу — значит, работаем. Проблем никому не нужно. На каждое место в нашей фирме очередь безработных за забором стоит.

— Это ваш шеф про забор говорит? Родька?

— Его любимая цитата, — подтверждает Эдик.

— Похоже, он тебя больше остальных невзлюбил. Все самые сложные проекты — тебе. Все сверхурочные — тебе! Ладно, хоть оплачивает по справедливости. Но не все измеряется деньгами, Эдя! Твой шеф в курсе, что у тебя есть личная жизнь? Что у тебя невеста имеется?

— Шефу моя личная жизнь по барабану. Для него главное, чтобы проекты были закончены в срок, и чтобы клиенты остались довольны. Он сам как черт вкалывает, и от других того же требует.

— Я бы никогда не смогла работать под таким начальством. Я бы ему в рожу плюнула, честное слово!

— Ну да. Поэтому у тебя и работы постоянной нет, — нетактично замечает Эдик.

— Я вольный художник, — огрызаюсь я. — Ненавижу узаконенное рабство, которое вы зовете работой в офисе.

— Бунтарка ты моя! — Эдик обнимает меня и целует. Я вижу его синие глаза совсем близко, в них отражаюсь я — злая, расстроенная бунтарка Таня.

Руки у Эдика крепкие, губы настойчивые. И я успокаиваюсь.

Все-таки это чудо, что Эдик