Шелби Чейни сделала глубокий, медленный вдох. Итак… Голову вверх. Плечи расправить. Ослепительная улыбка. Художественно разметавшиеся иссиня-черные волосы до плеч. Сногсшибательное гипюровое платье от Бэджли с вырезом по самое некуда. На шее и в ушах – бриллианты. А рядом – муж-кинозвезда. Что ж, она готова к своему парадному выходу.

Все это – ее! Или нет?..

На этот раз Шелби прилетела в Канн на кинофестиваль вместе с мужем, Линком Блэквудом. Оба привезли сюда по фильму.

Она – напряженную, как натянутая струна, драму, в которой героиня находится на грани жизненного краха: нимфоманка тридцати с небольшим лет, испытывающая не просто нервный срыв, а настоящий кризис, и рядом – ни одной близкой души. Конечно, в фильме не обошлось без откровенной постельной сцены: поскольку картине светила номинация на «Оскара», Шелби решила, что будет правильным продемонстрировать на экране все необходимые достоинства, коими она обладала сполна.

Линк приехал в качестве исполнителя роли крутого супермена в очередном боевике. Мужественный полицейский. Сексуальный. Сардонического склада. Фильм был продолжением двух предыдущих блокбастеров с тем же героем. Линк Блэквуд, некогда один из самых кассовых киноактеров мира, продолжал удерживаться на плаву.

Сегодня на нем был темно-синий, почти черный, смокинг от Армани и темно-синяя шелковая сорочка. Никаких галстуков. Тело атлета. Зеленые глаза с поволокой. Чуть длинноватые темные волосы. Мужественная щетина на подбородке. Нос с горбинкой – дважды перебитый на съемочной площадке, когда он еще был недостаточно знаменит, чтобы требовать дублера для выполнения наиболее опасных трюков:

Шелби и Линк. Звездная пара. Сейчас они под восторженный визг поклонников и в сопровождении целой свиты пиарщиков и агентов решительно пробивались сквозь толпу во Дворец фестивалей, где должен был состояться показ фильма под названием «Исступление» с Шелби Чейни в главной роли.

– Вот черт, – негромко ругнулся Линк, махнув рукой в сторону папарацци, но не забыв при этом про свою фирменную улыбку. – Мне срочно требуется выпить.

– Обойдешься, – буркнула в ответ Шелби, улыбаясь в многочисленные объективы телевизионщиков, которые выстроились в три ряда и отчаянно пихались в надежде сделать удачный кадр.

Пристрастие Линка к выпивке было в их союзе главным яблоком раздора. Линк уже дважды лечился, но это мало помогло, он по-прежнему глушил плохое настроение спиртным. А сегодня он явно был не в духе.

Шелби знала, что он еще в отеле пропустил пару стаканчиков – и вот, пожалуйста, снова подавай. Опасный признак. Она рассчитывала отдохнуть и развлечься, но, раз Линка разобрало, придется весь вечер не спускать с него глаз, чтобы не опозорил себя и жену. А угроза была реальная. Стоило Линку напиться, как он начинал творить нечто несусветное. То делался агрессивным и лез в драку, то пускался в назойливые ухаживания, беззастенчиво приставая к любой женщине, попавшейся на глаза.

Вот черт! Ну почему она не может спокойно насладиться собственным триумфом? Ведь именно так все оценили ее игру в «Исступлении» – как подлинный триумф. Все – за исключением Линка, который посмотрел наугад выбранный кусок и сразу заявил, что на экране она выглядит очень усталой и потасканной и что оператор плохо выставил свет.

Ну как он не понимает! Ведь она играет женщину на грани срыва, разве можно в такой роли выглядеть иначе?

Правда же заключалась в том, что Линк страшно завидовал, хотя никогда бы в этом не признался. Его заедало, что она снялась в фильме, которому был уготован не только кассовый успех, но и хвалебные отзывы критики. Достичь одновременно того и другого мало кому удавалось.

Линк мечтал добиться признания своего актерского мастерства – именно мастерства, а не просто успешного исполнения очередной роли. Фильмы с его участием по-прежнему приносили миллионные прибыли, но отзывы критики зачастую бывали разгромными. Это его страшно бесило, в особенности теперь, когда Шелби сделала заявку на серьезную актерскую работу. Она не сомневалась, Линк ее любит, но теперь, когда фильму предрекали сногсшибательный успех, ее жизнь должна была круто перемениться, и как это воспримет муж – одному богу известно.

Порой Шелби приходила мысль, не лучше ли все это бросить, засесть дома и больше не сниматься. Посвятить всю себя мужу. После четырех лет довольно беспокойного супружества она продолжала испытывать к Линку нежные чувства, несмотря на его запои, бесконечный флирт с другими женщинами и кутежи с его омерзительными дружками, отвадить его от которых Шелби так и не удалось. В этом супермене все еще жил мальчик – милый, беззащитный и, что самое главное, принадлежащий ей одной. Особенно остро она ощущала это ночью, в постели, когда сворачивалась калачиком и прижималась к нему, вдыхая его запах, ощущая его тепло, умирая от любви к этому родному телу. Дело было даже не в сексе. Линк принадлежал ей, и Шелби надеялась, что так будет всегда.

Никто, кроме нее, не знал подлинного Линка. Никто не знал о его ужасном детстве – не было ни дня, чтобы отец не отстегал сына и не избил жену – мягкую, запуганную женщину, неспособную защитить ребенка от чудовища, терроризировавшего обоих.

У Линка была сестра Конни на шесть лет старше его – сейчас ей сорок восемь. Их связывали тяжкие воспоминания. Когда Линку было двенадцать, отец забил мать до смерти, после чего выстрелил себе в голову, так что мозги разлетелись по всей кухне. После этого Конни с Линком пришлось жить одним.

К чести Конни надо сказать – брата она не бросила. Пошла работать официанткой и умудрилась спасти его от приюта, а в семнадцать лет он сам удрал в Лос-Анджелес, где начался его долгий и извилистый путь к успеху.

Пережитая драма не прошла для Конни даром – она стала лесбиянкой, с мужчинами даже знаться не желала. Со своей подружкой Сьюзи она теперь жила на ранчо в Монтане, которое купил ей Линк, когда разбогател. Женщины оттуда почти не выезжали.

Начав с нуля, Линк достиг выдающихся высот, и Шелби им искренне восхищалась. Однако характер у Линка Блэквуда был сущее наказание, и она не знала, долго ли еще сможет терпеть его фокусы.

Ей хотелось ребенка.

Ему – нет.

Она не слишком любила появляться в обществе.

Он – наоборот.

Линк готов был броситься флиртовать с каждой, кто состроит ему глазки. А они все строили ему глазки. Ведь он был кинозвездой, а это все равно что ходить с надписью «Отдайся мне!» на лбу.

Шелби, напротив, свято хранила супружескую верность. Ее моральные устои не позволяли ей даже думать об интрижке на стороне. Ее родители прожили вместе сорок лет и до сих пор продолжали держаться за руки, обмениваться нежными взглядами и секретничать вполголоса. Вот о каком замужестве она мечтала с юности.

– Шелби! – кричали сейчас фотографы. – Сюда! Повернись! Шелби! Шелби! ШЕЛБИ!