«Такое уже было», — это первое, что пришло в голову, когда я увидел ее. Собственно, увидел я сначала не всю ее, а только ноги, долго длящиеся от короткой черной юбки до пола. Эти, рассчитанные на щекотку воображения колготки, туманные, с редким рисунком, я уже наблюдал. Где? На ком? Почудилось только, что было это недавно и что смотрелись они тогда не так убедительно. Над юбкой обнаружилось все прочее: талия, на которую хватило бы и собачьего ошейника, подозрительно безукоризненная грудь, упакованная в футболку из тонкого трикотажа, и совершенно манекенщицкое, пронзительное лицо с задранным подбородком, окруженное водопадом струящихся белых волос.

Все это сооружение очень целенаправленно прошагало от двери к столу, за которым я уже с полчаса корпел над закадровым текстом. Расположилось на стуле по ту сторону и поинтересовалось:

— Ведь вы мне поможете?

— Здравствуйте, — сказал я, бесцеремонно в упор разглядывая пришедшую. Потом перевел взгляд на Галку, заведующую рекламой.

Та, спохватившись, ожесточенно ударила по клавишам компьютера.

— Вчера у вас был мой муж, — ничуть не просяще продолжило создание. — Вы ему отказали. — Она достала из сумочки «Давыдофф», не спеша закурила…

Галка нервно выбралась из-за стола. Громко распахнула окно. Вернулась к компьютеру.

Я рассматривал гостью с хмурым интересом.

— Вы поможете нам? — Она цепко глядела на меня. Уточнила: — Мне?

— Я всего лишь репортер, — сообщил я.

— Я все знаю.

Я вспомнил, что где-то в ящике стола валялась антикварная пачка «Примы». Подумал: не закурить ли.

— Да? — спросила она.

— Фигушки.

Создание вздрогнуло. Секунд пять пребывало в растерянности, потом судорожно, тщательно вдавило окурок в пепельницу. Сказало напоследок:

— Хотите совет: поменьше благородных выкрутасов в ваших передачах. — И направилось к двери.

— Сигареты, — напомнил я.

Фотомодель, уже взявшись за ручку двери, обернулась.

Я вдруг заподозрил, что никакие на ней не колготы. Чулки с подтяжками.

Дамочка решительно вернулась к столу. Поставив согнутую ногу на стул, принялась рыться в сумочке, расположив ее на колене.

Я уныло наблюдал за ней. Подозрение пока не подтверждалось. Ей следовало повернуться ко мне в фас. Тогда можно было рассчитывать на разгадку.

«Если не чулки, — подумал я, — буду играть. Почему бы подтяжке не лопнуть».

Разгадка не состоялась. Женщина вернула ногу на пол и, склонившись к столу, стала писать что-то на обратной стороне визитки.

— Если надумаете, — деловито проговорила она, — здесь все координаты. Они продолжат игру сегодня вечером.

Я разглядывал ее с насмешливым любопытством.

Она внимательно, изучающе посмотрела на меня и вышла.

Я повернулся к Галке. Взгляд той был полон презрения. Не сбиваясь с прицела, управляющая рекламой выбралась из-за компьютера, обошла стол и оперлась на него самой заметной частью своего не хрупкого тела.

И тут же вскрылось, чего она бесилась сегодня с самого утра: на ней были точно такие же колготки. Или чулки.

Галка медленно, с вызовом потянула вверх колено, уперлась туфлей в стул. Совсем по-манекенщицки. Только добавила маленький штрих: вкрадчиво, с тем же вызовом, подтянула юбку. В боковой разрез медленно вплыли узорчатый край чулка и одна украшенная бантиком подтяжка.

По тому, как загадал, связываться с пришелицей не стоило. Но неожиданно для себя взял в руки оставленную визитку. На ней с большим нажимом было написано: «Гостиница «Турист», 1010 номер. 19.00».

На другой стороне значилось: «Шрагина Карина. Актриса театра и кино». Ни адреса, ни телефона не было.

Я невзлюбил ее еще со вчера. После разговора с супругом.

Печальный, вполне молодой, лет тридцати-тридцати пяти, толстяк ждал меня у студии в «Мерседесе». «Мере» был либо совсем новый, либо за ним тщательно следили. Хозяин машины тоже смотрелся как новенький, сразу были заметно, что относится к себе бережливо. На его круглом, плавно переходящем в лысину лице не прижилось ни одной морщины. На дорогом сером костюме, несмотря на одутловатые формы хозяина, морщин тоже не было.

Насчет этой парочки — машины и толстяка — ошибиться было сложно: пожаловали из мира бизнеса.

Как оказалось, пожаловали по мою душу.

Я понял это, подъезжая. Толстяк, завидев меня, выбрался из машины. Всматривался сквозь не протертое лобовое стекло моей «бээмвэшки».

Когда я, заглушив двигатель, открыл дверцу, он был уже рядом. Ждал с печальным видом.

Странно, что я понадобился такому типу. Тем более были странны его печальность и нескрываемое угодничество.

— Вы ко мне? — спросил я на всякий случай.

— К вам. — Он то ли жалобно, то ли виновато улыбнулся. — Здравствуйте.

Не нравятся мне люди, спешащие давить на жалость. Особенно если они такие, как этот, поджидающий. Судя по внешности, ему самому чувство это знакомо понаслышке.

— Пройдем на студию? — предложил я.

— Лучше поговорить здесь, — сказал он. — В машине, — и мотнул головой в сторону своего «мерса».

Я сел в свою машину, распахнул ему дверцу пассажира. Толстяк тяжело устроился рядом.

— Видите ли, — после паузы начал он, — дело деликатное. Мне порекомендовали вас как человека, который может помочь…

— Кто? — спросил я.

Он замялся.

— Общие знакомые…

Я пожал плечами и изобразил внимание. Толстяк поведал о своей проблеме. Незатейливой проблеме. Два дня назад он умудрился проиграть шестьдесят тысяч долларов. Некоему лоховитому гражданину по имени Котя. От меня требовалось отыграть деньги. Всего-то. Просто удивительно, на какую наивность горазды эти бизнесмены.

— Как вы себе это представляете? — спросил я из чистого любопытства.

— Не знаю… Есть же, наверное, приемы. Я начну, потом мне станет плохо… — Он осекся, обнаружив, как я сочувственно гляжу на него.

— А если я проиграю?

— Это возможно? — Он обеспокоился. — Мне сказали…

— Это всегда возможно, — усмехнулся я. — И с кем угодно.

Он печально кивнул. Помянул, видно, свой совсем свежий опыт.

— Я завязал, — зачем-то сообщил я. — Дал обет.

— Могут же быть исключения.