Смеклоф

Надежда

Интуиция настойчиво шептала, что сегодня смерть получит подношение.

Край отвесной скалы порос ромашками. Они дрожали от холода на промозглом ветру. Тряслись, склонив увенчанные белыми коронами соцветия. Прижимали к стеблям покрытые инеем игольчатые листья.

Я сел на рюкзак. Тёплая куртка с подстёжкой и не продуваемые штаны с толикой магии. Скорее для защиты от непредвиденных обстоятельств, чем от погоды. Иначе здесь не выжить!

Скала обрывалась над замёрзшим устьем реки в оправе ледяных скал. Покрытое снегом поле, прореженное островками тёмных камней, сливалось со свинцовым небом с проседью редких облаков. Из низины, похожий на перевёрнутую сосульку, торчал переливающийся кристалл. Он разделял окоченевшую землю пограничным столбом. В его недрах, синих снизу и почти прозрачных сверху, рыскали яркие вспышки.

В морозном воздухе с тихой трелью кружились крылатые красавицы. Точёные фигурки изящными белыми всполохами проносились над пропастью, взметая снежные вихри и разбивая тишину искристым смехом. Ромашки взволнованно поднимали головы им вслед. Под ногами ангелов всегда растут цветы.

Я проследил траекторию полета, безошибочно определив свою ненаглядную. Заметив меня, она игриво пропорхнула мимо и умчалась к своим подругам.

Я грустно улыбнулся. Правила игры я знал. Нужно ждать.

Намотав на ладонь чётки, я недоверчиво посмотрел на символ, круг разделенный пополам и, скривившись, вынул из кармана маленькую флягу. Отпил терпкую, дурно пахнущую жидкость. Грудь ещё болела, и приходилось останавливать спазмы зельем.

— Рана не гори, отпусти меня немного, больше не боли! — прошептал я всем известный с детства заговор. — Уходи, зараза злая, уж терпеть невмочь. Поскорее заживая, сгинь из тела прочь.

Полегчало почти мгновенно. Я посмотрел в ледяную высь. Крылатые создания носились через мёрзлую долину, оставляя за собой искрящиеся дорожки блестящих следов. То сходились, почти касаясь друг друга крыльями, то разлетались, скрываясь в жидких облаках.

Я сидел неподвижно, склонив голову к коленям. Даже показалось, что начинаю понимать их непостижимый танец. Замысловатые воздушные па и волшебные пируэты. Почти познал смысл и разгадал значение чарующего хоровода. Ещё чуть-чуть и догадался бы зачем они кружатся. Ведь тайна всегда на виду, просто её никто не понимает.

Она спустилась, едва двигая бархатными крыльями, но все равно заставляя волноваться тяжелые головы окоченевших ромашек.

— Здравствуй! — пропела она.

— Рад, что могу увидеть тебя опять.

— На что ты надеешься? — спросила она, распахнув огромные глаза.

В её зрачках играли самоцветы. Искрились и обжигали холодом.

— Хочу получить твоё сердце, — нежно проговорил я.

Любимая засмеялась перезвоном крошечных колокольчиков.

— У меня нет сердца, — мотая головой, сообщила она.

— Обязательно появится и станет полностью, безраздельно моим.

Крылатое создание опять залилось мелодичным смехом, а я с трудом сглотнул. Во всём, что она делала, в каждом случайном жесте, сквозила притягательная, желанная и все ещё недоступная загадка.

— Ты из тех, кто успешно врёт даже самому себе.

— Почему это? — обиделся я.

Моя ненаглядная спустилась ниже, и я задрожал от взмахов пушистых крыльев. Мороз прорвался под куртку, вцепился коготками в тёплую кожу и обжигал холодным дыханием.

— Потому что, ты не искренен. Ты такой же алчный лгун, как твой отец, — губы почти коснулись моего уха.

От её дыхания в голове помутилось, а волосы покрылись инеем. Слишком много кислорода и стужи. Человеку с таким не справиться.

Она коснулась цветов, и ромашки превратились в лёд. Столкнулись под напором злого ветра и разлетелись на хрустальные осколки.

— О чём ты? — вникнув в слова, удивился я.

— Твоё упорство и лицемерие только раздражают, — бросила любимая и взмыла в застывшие небеса.

От неё остался вихрь холодных снежинок, парящих над обломками цветов.

— Я не могу без тебя! — вскочив, в отчаянии закричал я.

Безнадежный призыв разнёсся по долине, эхом отразился от каменных склонов и вернулся обратно.

Она закрутила петлю и, сложив крылья, упала. Было видно, как трепещут белоснежные перья. Играют переливы на алебастровой коже. Сверкают полные тоски глаза с застывшей в них решимостью. Поняв, что она собирается делать, я еле успел схватить рюкзак.

Тонкие пальцы распороли куртку, пронзив кожу морозными иглами. Меня оторвало от земли. Крылья забились, отталкиваясь от прозрачных ветряных струй, и мы полетели.

Склон уменьшался.

— Заставлю тебя сознаться! — яростно выдохнула она.

— Мне нечего скрывать, я люблю тебя!

Её передернуло, и я испугался, что она бросит меня, не набрав высоты, но мы поднимались.

— Твой отец тоже приходил на утёс. Сидел, как ты. Грустно смотрел в небеса. Провожал нас влюбленными глазами.

— Значит, я весь в отца, — неловко пошутил я.

— Не пытайся юлить! — закричала она.

Я оглянулся на далёкую землю. Долина превратилась в белоснежное блюдце на фоне тёмных скал, значит пора.

— Моя милая сегодня не в духе? Чем я провинился?

Она ослабила хватку.

Я выскользнул из её объятий и, размахивая руками, полетел вниз. Высота огромная, но в рюкзаке зачарованный пузырь, даже если упаду на скалы, он не даст погибнуть. Лопнет и все в радиусе десяти метров застынет, превратившись в холодное желе.

Собравшись, втянув побольше воздуха, я безнадёжно заорал:

— Буду помнить тебя вечно, любимая!

Её трепещущие крылья дёрнулись, и она понеслась следом за мной.

Она стремительно приближалась, но я падал быстрее, и уже чувствовал, что она не успеет. Ей не хватит буквально секунды. Не догонит, не сможет.

Меня захлестнуло отчаяние. Это не справедливо. Я почти добился её расположения. Уверен, ещё немного, и её сердце стало бы моим. А теперь, меня победят законы мироздания. Если бы только замедлить падение, хотя бы чуть-чуть.

Я скрестил пальцы на левой руке. Острые скалы неслись мне навстречу, быстрее, чем бились её крылья. Оставалось только смириться, и обо всём забыть. Второй попытки не будет. Она не успеет!

Но любимая сделала отчаянный рывок, сам суровый северный ветер подтолкнул её ко мне. Обернув крыльями, она заключила меня в объятия, прижавшись губами к моей щеке. По моей обветренной коже потекли её растаявшие слезы.

Мы рухнули в снег. Я сдавил клапан, с ужасом ожидая разрыва пузыря, но запасной спасательный вариант не сработал.

Она плакала, продолжая целовать моё побелевшее лицо, а я думал, что если бы не её самозабвенность, я бы разбился. Совсем, навсегда, окончательно и бесповоротно остался бы в этой замёрзшей негостеприимной земле. Лежал бы грудой обледеневшего мяса и уже никогда бы не смог воплотить задуманное. Радость победы была безнадёжно испорчена. Магия не сработала, и причина могла быть лишь одна.

— Извини, я ошибалась, — шептала она, а я не мог собраться.

Всё пошло