стороной душа разгоралась ровным, чистым светом. Переливающимся потоком, срываясь с перьев, на меня ниспадали крупные косматые снежинки. Несмело дотронувшись, они тут же уносились прочь подхваченные горным ветром. Сыпались новые. Сверкали в лучах бледного солнца, и даже украдкой звенели, сталкиваясь друг с другом.

Она заметила меня. Сложила бархатные крылья и низринулась в пропасть.

Я задрожал. Она так быстро падала, что было время испугаться по-настоящему. Ещё ни разу никогда не приходилось ни за кого так бояться. Мгновенья растянулись, мучая неопределенностью. Алебастровая фигура сияла в голубой оправе небосклона, стремительно приближаясь к грешной земле. Я стиснул кулаки и вскочил. Как помочь или остановить затянувшийся спуск? Она будто нарочно изводит меня раздражающим бессилием, падая в бездну. Мучает, понимая нашу связь. Испытывает мои силы, мои чувства, мою веру. Почти у самых острых скал она расправила пушистые крылья. Замахала, и зависла передо мной.

— Зачем ты пришел? — спросил нежный голос. — Тебе нельзя находиться здесь!

Заготовленная речь выскочила из головы. Я пытался найти причину и не мог. А было ли она? Сердце забилось так, что стало трудно дышать.

— Ты нарушаешь законы мироздания! — зашептала она. — Тебе нельзя здесь оставаться, иначе всё закончится ужасно!

Я кивнул. Трудно говорить. А уж тем более сделать то, зачем пришёл. Это чудовищно! Даже помыслить о таком преступление.

— Почему же ты не уходишь? Беги!

От неё расходилось столь искреннее беспокойство, что сопротивляться с каждым мгновением становилось тяжелее. Я отступил.

— Ты всё испортишь. Смысл моего существования в любви и помощи. Нет никаких различий между добром и злом. Светом и тьмой. Любое сердце должно биться! Для меня главное спасать! Верить! Любить!

Я попятился. Цветы под ногами заскрипели и рассыпались оранжевыми льдинками.

— Не могу иначе! Ты ничего не изменишь! Спасайся! Уходи, пока можешь!

Небосклон темнел, насыщаясь металлическим блеском. Вдалеке сверкали ослепительные вспышки молний. Морозный воздух наполнялся особенным запахом приближающейся грозы.

В её глазах появились неподдельные слезы.

— Беги! — просила она. — Ты должен оставить меня.

У меня кончились силы. Оставалось только сдаться и бежать. Разве можно причинить ей вред? Она совершенна! Она всё что есть у меня настоящего. Как сопротивляться непритворному порыву? Ноги сами повернулись.

— Во имя любви!

Я остановился. Нет! Истинная любовь ждёт меня на светлой стороне. Ради неё стоит пройти испытание и вернуться. Ради неё можно сделать всё, даже убить!

Ангел умоляюще уставилась на меня большими трогательными глазами.

Я расставил руки, будто упираясь в невидимую преграду. Сколько в ней нежности и заботы, как этому сопротивляться? Сделал шаг, продолжая давить в то, что мешало пройти. В невидимую преграду стоявшую между мной и моей истинной любви со светлой стороны. Меня ничего не остановит! Больше ничего, никогда!

— Ненавижу тебя!

В крик вложилась вся боль, все страдания, через которые пришлось пройти на тёмной стороне. Каждое жуткое мгновение в проклятом городе, вырывалось изо рта и вонзалось в белоснежную фигуру.

В её глазах застыло удивление. Взмахи замедлились, больше не поднимая студёный ветер. Взгляд потух, а плечи опустились. Она медленно опускалась, будто её придавливало к земле, пока крылья не накрыли оранжевые лилии.

Я сдавил пальцы так, что захрустели суставы.

Небо стало чёрным, как провал в преисподнюю. Разрушать такие связи страшнее, чем соваться в петлю. Чем преодолевать страхи. Чем всё на свете. Собственноручно с холодной уверенностью разрушать истинные чувства самое жуткое, что только можно придумать.

— Ненавижу тебя! — повторил я, и она упала на колени.

Слёзы капали на цветы, застывая ледяными ручьями. Она уже не разгибалась. Только вздрагивала от беззвучных рыданий. У меня оставалась моя любовь со светлой стороны. У неё больше не было ничего.

Я сделал новый шаг. Задуманное стоит того, чтобы за него бороться. Надо победить! Пришлось подойти её ближе, чтобы почувствовать угасающее чувство. Разбивая остатки сопротивления, наклонить над сжавшимся ангелом и закричать что было сил.

— Ненавижу!

Она дёрнулась, точно от удара, а я схватился за мягкое крыло и дёрнул так, что раздался хруст. Надавил сильнее, пытаясь оторвать его. Так упирался, что поскользнулся и упал сверху. Её ледяные пальцы порвали куртку, рассекли кожу и чуть не достали до сердца. Она одёрнула белоснежную руку, даже теперь не в силах что-то изменить. Только раскрыла рот в последнем крике и рассыпалась миллионом блестящих осколков.

Ангел не может жить без любви. Она боготворит человека, которого выбирает при рождении. Приглядывает и оберегает всю жизнь. Она холодна и почти бессмертна, уничтожить её способна лишь ненависть того, кому она отдала свою любовь.

Зажав рану, я смотрел, как ветер уносит крошечные обломки моей первой уничтоженной ангела-хранительницы, но думал только о той, что ждала на светлой стороне. Надо завершить начатое. Вытащив из кармана серебряную табакерку, я открыл крышку. Вихрь подхватил прозрачные крупицы и, смешав с ангельской пылью, понёс в снежную долину.

— Лети скорей, в снег и пургу. Бери быстрей, крути дугу. Открой тайник, чтоб сил собрать. Чтоб никому не умирать. Расти до неба из земли, покуда мощь не обрели. А как накопишь волшебство, в земную ось бросай его.

Из ледяной корки, разломав наст, вырос прозрачный кристалл. Тёмный снизу и почти прозрачный сверху…

Раздавшийся крик, заставил меня вздрогнуть. Я скривился. Резко заложило левое ухо. Предупреждение от помощника. Он всегда сообщал о скором появлении. Даже не знаю, как лучше, чтобы он прибывал неожиданно или терпеть постоянные мигрени.

Я собрался. От того, смогу ли его уговорить зависела моя жизнь.

В узких стёклах, на фоне ночи играли отражения раскалённых искр камина. Зачем нужны окна, если за ними вечная тьма?

Артур появился среди зала и, раздавив сапогами осколки бокала, бесцеремонно плюхнулся в кресло напротив. Его чёрные глаза намертво вцепились в меня.

— Что происходит? — медленно спросил он.

Я непонимающе пожал плечами.

— Мне притащили твой рюкзак!

Продолжая смирно сидеть, я лишь поднял бровь.

Помощник склонился над столом, его спокойное масленое лицо побагровело.

— Пуст! — взревел он. — Из него высосали все чары!

Я задумчиво кивнул.

— Издеваешься? — заорал Артур. — Что ты от меня скрываешь?

— У меня никогда не было дома, — тихо заметил я, и обвёл рукой зал. — От фамильного гнезда меня до сих пор пробирает озноб.

— Что ты несёшь? — удивился он.

— Не сердись, — попросил я. — Сейчас всё объясню.

— Что же давай, — согласился он и откинулся на спинку.

— Я никогда не был князем и родился в подворотне, как обычный человек. Хочу жить с любимой и растить детей. Я обрёл свою любовь на светлой стороне.

Артур покосился на потухшую свечу, будто сомневаясь в удачности прошедшего ритуала.