— А внешность? — встрепенулся я, чуть не пролив адскую жижу.

— Оставим на завтра, ты устал… — заботливо предложил колдун.

— Нет — она меня узнала. Подумала, что это мой отец, но неважно. Нельзя рисковать!

— Ты что думаешь, к тебе заявятся пернатые? Это паранойя!

Я прижал свободную руку к груди.

— Болит? — сочувственно поинтересовался Артур.

Осушив бокал, я кивнул.

— Тем более, — серьёзно сказал помощник. — Изменение внешности длительные и болезненные чары, ещё шов разойдётся. Давай не будем сходить с ума.

— Хорошо, — я махнул рукой, — но чтобы завтра утром был здесь.

— Как скажешь, — ощерился Артур. — Ты справишься с ритуалом? — и посерьёзнев, добавил. — Надо избавляться от тоски.

Я кивнул, но он покачал головой:

— Помнишь наш последний разговор. Ты слишком успешен. Там, — он махнул рукой в сторону невидимой ратуши, — этого не любят. Они уже роют под тебя. Девчонка вовсе не со светлой стороны, она работает, сам знаешь на кого.

В этот раз отвечать не было смысла.

Примирительно похлопав меня по плечу, он прошёл в коридор и исчез в белой вспышке. Ему не нужно крутить спирали, он колдун.

Я, скривившись, потянулся. Размял налитые тяжестью руки и развалился в кресле. То ли от спиртного, то ли из-за прошедшего времени, но боль в груди поутихла.

С Артуром проблем быть не должно за титул он готов на всё. А вот от шпионки надо избавляться, она может всё испортить. На тёмной стороне все следят за всеми. Каждый готов на предательство, ложь и убийство — ради денег, власти и почестей. Говорят это влияние вечной тьмы висящей над нашей частью мира, люди-то везде одинаковые. Только под ласковым солнцем всё кажется лучше, не то что в бесконечной ночи.

Я прикрыл глаза. Под веками на меня осуждающе смотрел ангел. Крылья висели, облепив тонкие ноги. Мокрые грязные волосы разметались по плечам. Она уже не сияла, алебастровый блеск исчез, осталась только тусклая желтизна. Это был труп. Холодный и безразличный. Страшный тем, что переступил черту. Что ушёл туда, откуда не возвращаются. Лёд сковал её изнутри. А за тепло мертвец готов на всё.

— За что, любимый?

Я резко распахнул глаза. Всегда одно и то же. Пока не рассеются мнимые чувства, она будет третировать меня. Приходить во сне. Появляться среди толпы на площади. Проплывать в зеркале на грани видимости.

Нельзя выносить это слишком долго, сойдёшь с ума.

Поэтому пришлось встать, снова пересечь зал и остановиться у карты, стараясь не смотреть на чёрного идола. Жирная линия, разделяющая мир пополам, как шрам на моей груди, много лет мучает и не даёт забыть о своём существовании. Легенда гласит, что давным-давно, ангелы любили всех людей, раскручивали землю и день чередовался с ночью, а тьма со светом. Сейчас, хранительница полюбила меня одного, а я её предал.

Вздох вырвался сам собой. Пришлось прогуляться от угла до угла, от шкафа до камина. Это невыносимо, но выбора нет. В замке постоянно полно прислуги. Иногда, даже кажется, что все они против меня, но насчёт одной сомнений больше нет. Артур слишком ценит наше сотрудничество, чтобы лгать мне понапрасну. Она шпион Святейшества.

Жаль её, конечно, но слишком удачно складываются обстоятельства. Одновременно избавлюсь от соглядатая и сжигающей тоски. Любовь моя магия, но она не отпускает меня просто так. Изматывает, вынимает все без исключения силы. Лишает сна и покоя. Мои эмоции настоящие и искренние. Влюбиться легко! Избавиться от пагубного чувства очень-очень сложно. Если бы выпитое зелье или произнесённое заклятье освободили бы от тягостной зависимости, но нет. Ни одному колдуну с самого сотворения мира не удалось создать ничего подобного. Любовью можно только поделиться, отдать, выскрести из себя и никак по-другому.

Сделав решающий шаг, я погладил когтистую лапу, выпирающую из стены у камина, и почувствовал ответную железную хватку. Кривые пальцы обхватили ладонь, начав затягивать руку в каменную кладку.

— Отворись! — крикнул я и кисть освободилась.

В шкафу с бутылями, под резными деревянными ангелами, выдвинулся вместительный ящик. В нём хранилось всё необходимое для ритуала. Я медленно подошёл, стараясь сдерживать нетерпение. Всегда хочется скорее избавиться от глупых чувств, но спешить не стоит. Любой колдовской обряд должен проводиться в строгом соответствии с предписаниями, в особенности приворотный. Чётко, без малейших ошибок, иначе всё может закончиться большой бедой.

Я поднял красные свечи, перевитые в одну. Взял спички из дерева Аихризон, любовные капли, два крошечных зеркала в витых серебряных оправах. А ещё потёртый фолиант, хотя и знал необходимые слова наизусть.

Сел на диван и придвинул низкий стол. Сбросил всё лишнее на пол, не заботясь о разлетевшихся вдребезги бокалах и вставил свечу в углубление по центру столешницы. Рядом положил старинную книгу.

Что же, пора звать шпионку.

От моего свиста пробудилась одна из слепых горгулий, распахнула каменную пасть и завыла, призывая слуг.

Главное не отвлекаться, чтобы из памяти не всплыл любимый образ с бархатными крыльями. Поэтому пришлось крутить в пальцах спички, поглядывая на свечу. Уже хотелось зажечь огонь. Настоящее жаркое пламя из кромешных глубин преисподней. Оно противоположно холодному небесному свету и отгонит летающий между ресницами алебастровый силуэт.

Дверь скрипнула. По полу прошлёпали босые ноги.

— Вы звали меня, хозяин?

Я обернулся. Служанка согнулась в поклоне, разметав длинные чёрные волосы по полу.

— Сядь!

Она бросила на меня удивлённый взгляд, но безропотно опустилась рядом с креслом на холодный пол.

— Откуда ты родом?

— Со светлой стороны, хозяин, — тихо ответила она.

— А я с тёмной. Родился в этом жутком городе в грязной подворотне в двух кварталах от этого замка. Ещё один бастард древнего княжеского рода.

Служанка напряжённо молчала, глядя в пол.

— В работном доме, куда я попал вместе с матерью, во время обряда проявились мои особенности. Редкий дар или страшное проклятье, только он объединял стороны в одно целое. Нельзя отнять ангела-хранителя, не зная любви, и сразить её, не ощутив ненависти.

Я протянул руку и начал гладить её по волосам. Шпионка вздрогнула, но отодвинуться не посмела.

— Обучение началось на светлой стороне. Только там меня могли научить любить. Там я впервые увидел солнце, — голос задрожал. — Рождённый во мраке, я и представить не мог, как оно прекрасно. В закрытой школе, где я жил, мне прививали любовь и воспитывали стремление к высшей благодати. Меня окружало добро, сочувствие и нежность о которых нельзя и мечтать. Я получил столько теплоты, что смог согреться. Поверил и растаял в лучах ласкового света. Я полюбил… — горькие слова не хотели выговариваться. — Страстно, беззаветно, по-настоящему, и меня тот